Генри Олди - Волк

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

— Тихо, тихо, — шептал Пак. — Вот, еще ложечку…

Ложка звякала о зубы старика. Чай проливался на байковую пижаму, на грудь, покрытую редкими седыми волосами. Пахло мёдом и лимоном.

— Всё будет хорошо…

Маленький акробат не врал. Он знал, что всё будет хорошо. Он даже врача вызывать не стал. Сколько раз на гастролях они с Луцием отпаивали друг друга при простудах? Ночью наступит кризис, старик проснется мокрым, хоть выкручивай, слабым и здоровым. Вот такая, значит, клоунада.

В окно заглядывала желтушная луна.

Интересовалась.

— Борго, — тихо, но отчетливо сказал Луций. От него тянуло жаром. — Ты помнишь Борго, Пак? Сампан-чох, полосатый шапито. Билетер с пышными усами. Буфетчица — его жена. Мы делали по три представления в день. Случалось, что четыре, с шефским на выезде. Я чуть не сдох… Я купил там аэромоб. Мой первый аэромоб. Мы хорошо зарабатывали, Пак. Я увидел моб и влюбился. Нет, ты помнишь?

— Ага, — кивнул Пак.

Еще бы он не помнил. Серебристый аэромобиль, «Бренни» класса «люкс». Хозяин салона подарил Луцию громадный бак с краской. На всю жизнь хватит, сказал хозяин. Типун тебе, дураку, на язык, ответил Луций. Краску, правда, взял.

— Космопорт. Мы ехали по трассе. Я хотел лететь, но у меня не было прав. На Борго беда с разрешением на полеты… Помнишь? Нас предупредили, что бандиты по дороге отбирают машины у таких лопухов, как мы. Прижимают к обочине на глухих участках трассы…

— Ты пей. Тебе надо много пить…

— Наши фуры вели брамайны. Фуры с реквизитом, с животными… Ты помнишь их? — кажется, старика повело на навязчивом «помнишь?». Он повторял это раз за разом, с лихорадочным блеском в глазах. — Не фуры, нет. Брамайнов? Здоровенные парни, плечи как у борцов… Я спросил их: что, правда? Они кивнули и показали пушки. Автоматические пушки, такие, с кургузыми стволами. Они хранили их в кабинах.

С огромным трудом старик поднял руку. Вытянул указательный палец, наставил в окно, на пористый, будто сыр, диск Лукреции. Прицелился: ба-бах! Выстрел получился жалким: губы Луция шевельнулись без звука, чистым выдохом. Воспользовавшись моментом, Пак сунул в рот больному ложечку с чаем. Это был уже второй стакан. В первый карлик подмешал изрядную толику бальзама: лекарства от всех недугов, кроме смерти. И тщательно проследил, чтобы Луций выпил, не проливая.

— Ты бы помолчал, — недовольно буркнул Пак. — Лучше спи…

— Вечером мы сидели с Настасьей. Ну, с Рябушинской… Помнишь Настю? Шикарная женщина, ходячий инфаркт. Ты напоил нас до синих поросят. Ревновал, да? Хотел, чтобы я ничего не смог? Я и не смог…

— А я смог, — пожал плечами акробат. — Я очень даже смог.

— Я ее спрашиваю: Настя, что ты будешь делать? Она берется за пуговку… Нет, говорю, если бандиты? Что, а? Она смеется: Машку выпущу. Пусть Машка с бандитами целуется, она у меня ласковая. Помнишь Машку, Пак? Как встанет, это же кошмар…

— Кошмар, — согласился Пак. — Ну, еще ложечку…

Когда Машка, медведица Анастасии Рябушинской, издохла, вся труппа вытаскивала дрессировщицу из глухого запоя. Медведи в неволе живут долго, с Машкой работал еще Павел Рябушинский, отец Насти.

— Я и тебя спросил. А ты наутро повел меня в магазин… Где ты нашел этот магазин? Я и не знал, что там есть такой…

Пак отставил пустой стакан. Тронул ладонью горячий лоб старика, нахмурился. Больной Луций ему не нравился. Нравился здоровый. Ничего, проспится, пропотеет — очухается.

— Оружейная лавка, — сказал Пак. — Антиквариат. Никаких лучевиков, никаких игольников. Импульсники — ни-ни. Только пулевики, в лучшем виде. Раритеты. Цены — зашибись…

Старик осклабился:

— Я взял себе «Барни». И три запасные обоймы.

— И кобуру, — уточнил акробат. — Наплечную кобуру из натуральной кожи. С тиснением. С перламутровой кнопкой. Ты пижон, Луций. Ты родился пижоном, пижоном и помрешь. Хочешь гроб с тиснением, с перламутром?

— И кобуру, да. Ты всё помнишь, ты умница…

Старик замолчал. Раздумывая о том, что надо заставить Луция помочиться перед сном, и прикидывая, как уговорить вредного клоуна сходить на горшок, а не тащиться в туалет, Пак словно вживую видел шоссе на Борго. Цирковой караван, головными — две фуры, длинные как сроки заключения за убийство с отягощающими. Новенький моб Луция, серебристый красавец. Луций за рулем, Пак рядом. Между ними и второй фурой — красная «Старрена» Рябушинской, фургон с запертой беспокойной Машкой.

— Они догнали нас, — заплетающимся языком бормотал старик. Луций задремывал, но боролся со сном, не желая отказываться от воспоминаний. — Догнали, поехали рядом. Два кабриолета с битками. Рукава трещат от бицепсов… Смеялись, показывали: сворачивайте! Руками размахивали…

— Ты достал пистолет, — кивнул Пак. — Достал и помахал им, как флагом.

— Да…

— Ты смеялся. Я до сих пор помню твою смеющуюся рожу.

— Да…

— Обычно смеялись над тобой. А тут смеялся ты. Битки полчаса ехали рядом с нами. А потом свернули налево, и больше мы их не видели. Ты напугал их, старый хрен. Пистолетом? Нет, своей клоунской, своей хохочущей рожей. Что, за машину геройствовал? За новую машину?

Старик внезапно сел. В глазах Луция отразилась луна.

— Ненавижу оружие, — сказал клоун. — Ненавижу.