Планета откровений (СИ) - Черезов Данила Алексеевич

Открылась бездна звёзд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.

М.В.Ломоносов

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Резкая сильная боль в висках сменилась ноющей, и уползла умирать куда-то в область затылка. Семён вытер пот, обильно выступивший на лице, и выругался сквозь зубы. Очередной приступ, но, слава Одину, такой же непродолжительный, как и все остальные до него. Накатывает внезапно, треплет пару минут и так же внезапно сходит на нет, оставляя после себя лишь пот и воспоминания. Сегодня всё хотя бы случилось в каюте, а не в столовой, как в прошлый раз. Иначе лежать бы Семёну сейчас не на мягком удобном ковре на полу, а в медблоке, с воткнутыми в вены и другие места трубками и катетерами. Сослаться на переутомление можно один раз, а два подобных случая — уже диагноз. И так в столовой тогда Семён видел загоревшиеся нездоровым энтузиазмом глаза Гаврилы, судового врача, духовно оголодавшего среди возмутительно здоровых космонавтов. Пришлось сдать анализы, но Семён был уверен, что загадочная болезнь, вызывающая приступы, и на этот раз никак не проявит себя, затаившись в организме до следующего раза. Так и случилось. А вот если искать уже целенаправленно, то кто знает, что в итоге обнаружит излишне ответственный Гаврила. «Потерплю до дома», — в который раз подумал Семён и, оттолкнувшись от ковра ладонями, принял вертикальное положение. Его немного повело, но до койки он добрался благополучно, рухнув на неё в чем был, в одежде и ботинках.

Тогда, на планете с многообещающим составом атмосферы и океаном, полным мелкой живности, Семён даже и предположить не мог, чем обернется его желание вдохнуть инопланетный воздух не через фильтры скафандра, а прямо так — полной грудью. Он же, в конце концов, химик по образованию, никаких вредных примесей обнаружено там не было, воздух пригоден для дыхания, чего опасаться? Долгие два года, проведенные в искусственной атмосфере корабля, давали о себе знать, требуя свежести, запахов и уже забытых ощущений от щекочущего волосы ветра. И Семён, отойдя от катера подальше, якобы для забора анализов, снял с себя шлем.

Сделал бы он это сейчас, зная, чем обернется его мимолетная прихоть? Стал бы потакать капризу соскучившегося по чистому воздуху организма? Скорее всего, нет. Не враг же он себе, в конце-то концов…. Пока же, правда, выходило, что все-таки враг, ибо что-то инородное вошло внутрь вместе с парой вдохов, вошло и незаметно угнездилось там, чтобы спустя несколько месяцев очень неожиданно и болезненно заявить о себе.

Отдавать себя в руки судового эскулапа Семён не хотел по нескольким причинам. Во-первых, за столь явное нарушение экспедиционных правил с него могли снять половину всех причитающихся за полёт денег, а то и вовсе обеспечить волчьим билетом на всю оставшуюся жизнь, ибо какой капитан возьмет себе в команду человека, так небрежно относящегося к мерам безопасности? Правильно, никакой не возьмет. А помыслить себя без космических полётов Семён уже не мог. Пятнадцать лет отдано космосу, две из посещенных им планет уже стали колониями, а сколько удивительного и необычного было увидено за все эти годы! М-да. И одно даже не просто увидено, но и сейчас где-то у него внутри…. А во-вторых, он просто не доверял Гавриле, считая судового врача молодым неопытным салагой, что, в принципе, не так и далеко было от истины — Гавриле было всего двадцать три года, и это был его первый полёт. И Семён справедливо опасался, что, заполучив в свои руки такой случай, Гаврила может не утерпеть и просто разберёт его, Семёна, на запчасти, выискивая таинственного виновника приступов.

То, что виновник обязательно инопланетного происхождения, Семён был уверен на все сто пятьдесят процентов. Ну, посудите сами — за пятнадцать лет в космосе он ни разу даже не чихнул, с легкостью проходя все пред- и послеполётные медосмотры. Впору хоть прямо сейчас бежать в спортзале стометровку и жать от груди двести кило… Семён потер виски. Нет, пожалуй, всё-таки не прямо сейчас. И анализы после того случая в столовой ничего криминального не выявили. Сердце в норме, да и все остальные детали семёновского организма работали без перебоев, отвечая всем нормам здорового сорокалетнего космонавта. А тут налицо логическое объяснение — нарушил нормы безопасности, и получил за это сполна. Чёрт его дёрнул снять тогда шлем! Вдохнул, понимаешь, свободы полной грудью….

Но стоило подумать о том, как скрыть от всех, и, в первую очередь, от Гаврилы, участившиеся приступы. Полёт подходил к концу, им оставалось проверить еще одну планетную систему, а после этого — дом, милый дом. Где есть частные клиники и врачи, за определенную плату готовые на всё, в том числе и молчать. Взять больничный? Сразу отпадает, хотя это и самый надежный способ уклонится от посещения мест общественного пользования и выполнения своих прямых обязанностей во время изучения нового объекта. Новейшую систему медицинского диагностирования не обмануть.… А кроме загадочных приступов, у Семёна было всё возмутительно в порядке. Симулировать не получится, это уж точно. Что бы ещё такого придумать? Взгляд Семёна уперся в интерактивный календарь на стене, где на фоне березового леса, освещенного летним солнцем, крупно светились цифры, показывающие текущую дату и время. Ага! Рука нащупала маленький нательный Мьёльнир, с которым он, хотя и не был никогда излишне религиозен, никогда не расставался. Подарок отца, который был родом из Финляндии, единственное, что осталось у Семёна в память о нём. Вполне можно сыграть на том, что капитан корабля, Виктор Петрович Безрыбко, сам ярый христианин, очень трепетно относился к любой религии и, что главное, к тем, кто соблюдал какие-либо ритуалы, обряды и обеты. До праздника зимнего солнцестояния оставалось всего два дня, вполне можно было прилюдно заявить, что он будет праздновать Блот. А так как на корабле к скандинавской традиции никто, кроме Семёна, себя не относил, не будет ничего удивительного или подозрительного в том, что праздновать свой сугубо религиозный праздник Семён будет отдельно от всех. Вроде как должно сойти за объяснение для желания уединиться в каюте. Но вот что делать во время экспедиционного вылета на планету… Остаётся только надеяться на то, что приступа в этот момент не случится. А если и случится, то вполне можно будет сослаться на последствия отмечания Блота, на который надо было обязательно есть мясо и пить хмельной мёд. Семён ухмыльнулся. Отличный праздник, между прочим! И чего он его раньше никогда не отмечал? Оставалось только донести эту новость до капитана, и молиться о том, чтобы он положительно отнесся к такому известию.

***

— Какой праздник? — Святозар удивленно приподнял брови.

— Блот, — Виктор Петрович махнул рукой, отметая все дальнейшие вопросы на эту тему. — Не спрашивай меня, что это такое. Что-то связанное с праздником сбора урожая, как я понял.

— Какого, к чертям собачьим, урожая?

— Ну, это аллегория, Свят, — капитан неодобрительно покачал головой. — Уважай чужие традиции, в конце-то концов!

— Да я что, я уважаю, — пошел на попятную первый помощник. — Просто Романов почти два года ничего подобного не праздновал, видать, стосковался совсем.… Всё-всё, да пусть хоть до самого прибытия в каюте сидит, мне-то что! Вы одобряете, этого достаточно.

— Ну, до самого прибытия, как ты понимаешь, не получится, — Виктор Петрович прищелкнул пальцами, выводя на вирт-окно график полета. — Через неделю у нас по плану последняя цель — и, судя по данным зонда, цель очень даже перспективная.

— Да, я читал отчеты, — согласно кивнул Святозар. — Кислород, океаны, леса… всё как мы любим! И никакой техногенной активности.

— Если бы там была техногенная активность, — ответил капитан, — то вряд ли этот объект был бы включен в план нашей экспедиции. И слава Богу! Ты, Свят, просто не представляешь, какой это геморрой — группа контакта. А у меня два полёта назад эта группа всю плешь проела, пока мы три месяца крутились вокруг Ниобеи, пытаясь вызвать хоть какую-то реакцию у местного населения.