Ольга Ларионова - Вахта «Арамиса», или Небесная любовь Памелы Пинкстоун

ВСТРЕЧА В ПРОСТРАНСТВЕ

— «Арамис», «Арамис», я — «Первая Козырева», связь, связь…

— Есть связь. Ада, возьми-ка связь, надоели до чертиков со своими информашками…

— Подтвердите готовность к приему американского планетолета НУ-17 «Бригантина».

Ираида Васильевна оперлась на Адино плечо, наклонилась над чашечкой короткого фона:

— Вспомогательная таможенная станция «Арамис» к приему планетолета НУ-17 «Бригантина» — готова. Начальник станции Ираида Монахова.

— «Бригантина» легла в дрейф на расстоянии шесть с половиной тысяч километров от вас, геоцентрические координаты…

— Сейчас соврут! — шепнула Симона и заслонила своими плечами широченный экран гравирадара. Радужная мошка выползла на его сетчатое поле.

«Первая Козырева» выдала координаты, и, как всегда, приврала. Симона отошла от гравирадара и наклонилась над Адой с другой стороны, так что все три женщины легонько стукнулись головами.

— Ламуйль, котик, это ты там порешь?

«Первая Козырева» невозмутимо продолжала:

— «Арамис», «Арамис», передаю вам связь с «Бригантиной». Корабль идет без повреждений, дополнительной бригады на прием не запрашивалось. Дежурный диспетчер Шарль Ламуйль, — и уже другим, сердитым голосом: — Да, это я. А что?

— С тебя пол-литра «московской», за вранье. Когда Колька приземлится.

— А что, действительно была связь?

— А ты не знал?

— Знал, да как-то не верилось… Ну, берите «Бригантину».

«Первая Козырева» сошла со связи, из фона понесло писком, визгом и улюлюканьем.

— Чистый зверинец. — Симона подтолкнула Аду плечом, чтобы та освободила ей место. — А еще — Пространство. Всего две сотни лет тому назад здесь была тишь да гладь да божья благодать.

— Симона, — мягко сказала Ираида Васильевна, — может быть, Аде пора самой принять хоть один корабль?

— Нос не дорос.

Ираида Васильевна тихонько вздохнула, — нервничает человек. И еще сколько кораблей ей принять, прежде чем вернется — или совсем уже не вернется — Николай Агеев.

И Симона понимала, что Ираида Васильевна жалеет ее, как всегда, и боится за неё, как за всех, и поэтому предлагает — слава богу, что еще не приказывает! — передать прием «Бригантины» Аде, дублеру по кибернетике и механизмам. Симона фыркнула, как сердитая лошадь, и тотчас же из коричневого овала возник негромкий, тоже темно-коричневый баритон:

— …пеленг… Я — «Бригантина», я — «Бригантина», прошу пеленг.

Симона оглянулась — Паола сидела в дальнем углу, руки подложены под коленки, а ноги до пола не достают. Ишь как трогательно.

— Иди-ка поближе. Тоже мне — Золушка.

Паола легко перебежала через всю центральную, ткнулась носом в лохматый затылок Симоны. Та одной рукой включила тумблер автопеленга, а другую закинула за голову и поймала Паолу за короткую жесткую прядку; больно дернула — «ой!».

— Девочки! — строго сказала Ираида Васильевна. Точка на экране двинулась и поползла к центру, увеличиваясь и теряя радужные оболочки. Корабль подходил к станции на своих маневровых двигателях. Планетарные были уже застопорены, потому что на них не только станцию проскочить можно, но и всю систему «Первой Козырева», и очень даже просто; а во-вторых, планетарное топливо стоило ой-ой-ой сколько, надо было беречь. А уж «эти проклятые капиталисты» дрожали над каждым килограммом.

— Дорогие космонавты, — обратилась Симона к «этим проклятым капиталистам» с традиционной формулой приветствия, — рады поздравить вас с благополучным завершением рейса.

— Благодарю вас, мадам, — ответил красивый коричневый баритон. — Идем на сближение по пеленгу. Через четыре минуты начну торможение.

— Рановато, — сказала Симона. — Подойдите поближе. Как слетали?

— Благодарю вас, как всегда, — без происшествий.

— Везет. Занудное благополучие. А нас одолевает пыль.

— Рад за вас, мадам, если все обошлось без последствий. Одному из наших кораблей не удалось избежать некоторых неприятностей.

— А, «Киллинг». Слыхала. Сами виноваты. Курицы.

— Симона, — сказала Ираида Васидьевна.

— Не знаю подробностей, мадам. Это случилось вчера.

— Зато я знаю. Тормозите. Покруче.

Симона оглянулась на экран. Точка была у самого центра.

— Потише, рыбонька, — сказала она шепотом этой самой точке и положила руки на пульт управления.

— Стоп, стоп, капитан. — Симона повернула рычаг энергораспределителя и одновременно повела влево контактер гравитационного поля. У всех появилось ощущение, что они приподнимаются вверх, — Симона снизила поле гравитации до двух десятых земной. Мягко, пухло, словно разрастаясь в объеме, возник ухающий, вздыхающий гул. Это заработали на холостом ходу маневровые двигатели самой станции.

— Легли в дрейф, — доложили с «Бригантины», — расстояние до «Арамиса» восемьсот двадцать семь метров.

Ну, ясно, опять влетит от диспетчера. Хорошо еще — свой. Так что неизвестно, кто кому будет «московскую» ставить.

— Восемьсот пятнадцать, — сказала Симона с легким вздохом. — И не кричите на все Пространство.

Пол дрогнул, поддал по пяткам, вильнул туда-сюда, — и стало непонятно, куда летишь, но было ясно, что летишь очень быстро.

Станция шла к планетолету. Он уже был виден сквозь толстый иллюминатор, и Симона взяла вверх, чтобы особенно долго не крутиться вокруг него, а сесть прямо ему на хребет. С каждой минутой становилось ясно, какой это гигант, и когда станция пошла над ним, то со стороны могло показаться, что эта маленькая проворная каракатица пристраивается на спину мирно отдыхающего дельфина.

— Подержитесь, бабоньки, — сказала Симона, но все и так знали, что сейчас сила тяжести будет уменьшена до одной десятой земной. Паола схватилась за чеканную титанировую раму иллюминатора. Вот опять промелькнула обшивка планетолета, — заходили с кормы, где всё еще светились чудовищные раструбы дюз. Так было удобнее сесть на люк.

Симона включила круговой экран обозрения. Ага, уже совсем близко. Станция пошла на тормозном, замерла, немного поерзала, словно примериваясь, и уже на кибер-абордажерё, потому что никакой человек не мог бы сделать этого с требуемой точностью, плавно скользнула вбок и присосалась к двум четким овалам грузового и пассажирского люков.

Крепежные лапы выползли из открывшихся пазов и цепко обхватили темно-серое, тускло поблескивающее тело планетолета. Теперь он и станция представляли собой единое целое. Оставалось только выдвинуть герметический трап.

Симона нагнулась над сетчатой плошкой фона:

— Ну, как вы там?