Гнев Тиамат - Кори Джеймс С. А.

Однако варианты оставались. Пространство колец больше не будет бутылочным горлышком, как прежде, но можно устроить в нем сеть дешевых, легко заменяемых релейных станций, предупреждающих о входящем и исходящем потоках. Корабли, по крайней мере, будут знать, какой у них шанс попасть в летучие голландцы при переходе. Мало кто сунется в кольцо, зная, что может и не выйти по ту сторону. Дайте людям достаточно информации, и они сами примут решение. Впрочем, это была проблема на потом. Пока что Наоми следила за дюзовыми огнями кораблей, вырвавшихся из лаконской системы во врата, и думала про себя: спасен, спасен, спасен.

В паузах между жестким ускорением команда праздновала и, как ни прискорбно, ссорилась. В напряженные дни перед атакой Ян Келфи с другим молодым парнем – механиком Сафаном Корком – оказались в одной постели, а теперь, выжив, делили романтическую территорию. Наоми старалась в это не лезть, но однажды видела, как Джим сидит в опустевшем торпедном отсеке с плачущим Яном. Она решила, что так и надо.

До кольца-врат оставалось триста тысяч километров, и дальше предстояло одно торможение, чтобы после перехода успеть сманеврировать, а не врезаться по инерции в шар чужаков. Лаконские силы их не преследовали. И даже не посылали больше дальнобойных торпед.

Тереза Дуарте оказалась зверем редкой породы. Наоми попробовала наладить с ней отношения, но всего один раз. Алекс дал передышку, вел их на мягкой четверти g, и Наоми решила пообедать. Она все еще удивлялась, видя набитый людьми камбуз. В ее представлении на «Роси» всегда летали шестеро.

Тереза сидела одна, прислонившись спиной к стене, держала в одной руке миску лапши, а в другой – палочки. Она гладко зачесала и заплела волосы, отчего лицо казалось жестче обычного. Никто к ней не подсаживался. Никто с ней не заговаривал. Может быть, потому что не знали о чем.

Наоми взяла себе миску белой дробленки и села напротив. Тереза подняла глаза, и в них мелькнул гнев, но девочка сдержала себя.

– Можно? – спросила Наоми.

– Это ваш корабль. Садитесь, где хотите.

– Немножко странно оказаться в таком месте, да?

Тереза кивнула. Наоми жевала дробленку и гадала: неужели они так и просидят молча? Тереза покачала головой.

– Здесь всюду люди. И некуда деться. Дома я могла побыть одна. Здесь никто не бывает один.

– Есть такое, – согласилась Наоми, вспоминая грузовой контейнер. – Но обычно здесь не так много народу. Мы немножко переполнены.

– У вас команда двадцать два человека.

– Мы чаще обходились шестью. Или четырьмя.

– Мне здесь не нравится, – сообщила Тереза, вставая. – Когда мы уйдем, я постараюсь найти другое место.

Она ушла, ничего больше не сказав. И не отправив пустую миску в утилизатор, так что Наоми, доев, прибрала за обеими, а потом прошла по коридору в свою каюту.

В их каюту.

Джим лежал в койке. Под мышками тренировочного костюма темнели пятна пота и на спине тоже. Взглянув на нее, он помотал головой.

– Никогда, никогда больше не позволю себе потерять форму, – сказал он. – Просто несчастье.

– Наладится, – утешила она и прилегла рядом с ним. Койка подстроилась под дополнительный вес. Каждый раз при виде Джима Наоми чувствовала, что не верит до конца. Не позволяет себе поверить, что он и правда вернулся, на случай, если все это сон или обман чувств. Вдруг мироздание отнимет его снова. Это проходило, но она сомневалась, что когда-нибудь пройдет до конца.

– Видела в камбузе твою подружку, – сказала она. – По-моему, ей трудно приспособиться.

– Ну, она была единственной дочерью галактического бога-императора, а теперь ест овсянку на фрегате-перестарке. Непростой переход.

– Что будем с ней делать, когда выйдем на заправочную станцию? Ты же понимаешь, что такую важную особу нельзя просто отпустить?

– Не знаю, как нам ее удержать. Разве что уговорим себя запереть ее в тюрьму. Но есть и другие варианты.

– Разве?

– Далеко не все марсиане когда-то ушли с Дуарте. Среди них найдутся ее дальние родственники. Если повезет, найдутся юристы и терапевты. Или… не знаю. Владельцы реабилитационных центров.

– А если не найдутся?

– Если нет, что-нибудь придумаем. Все со всеми в родстве, если порыться достаточно глубоко. Будем перебирать предков, пока не найдем родственника.

– Ты говоришь как Авасарала.

– Я много о ней думал. Вроде как поселил ее маленькую копию у себя в голове. У тебя не бывало такого чувства?

– Знакомо, – признала Наоми. И добавила: – Терезе нужно не просто место посадки и какая-никакая родня. Ей нужна любовь.

– Любовь у нее была. Отец ее любил. Действительно любил. Чего ей не хватало, так это чувства пропорции.

– А потом ты притащил ее сюда.

– Она сама притащилась, – возразил он. – Как и все мы. И каждый раз, когда такое происходит, для всех и каждого это заноза в заднице. Перерасти свою семью – нелегкое дело при самых благоприятных обстоятельствах. А у нее не самые.

Наоми уютно устроилась у него на плече. Он был весь потный, но ей это не мешало. Она погладила кончиком пальца его лоб, провела по щеке. Он повернул голову, толкнулся лбом, как напрашивающийся на ласку кот.

– Ты думаешь, она справится? – спросила Наоми.

– Понятия не имею. Или справится, или нет. От нее зависит. Хотя я почти уверен, что она в любом случае останется самой собой. Для нее это победа. Мы поможем, если сумеем. И если она нам позволит.

Прозвучало предупреждение. Пять минут до прохождения кольца. Джим вздохнул, встал и принялся переодеваться в чистое.

– А ты? – спросила Наоми.

– Что – я?

– Ты справишься?

Джим улыбнулся, и в глазах его было совсем немного усталости. И чуть-чуть печали.

– Я вел долгую, страшную, гнусную игру и выиграл. А выиграв, я добрался домой. Я просыпаюсь утром рядом с тобой. Чего уж лучше?

Предрассветные часы после побега Терезы Элви провела за новостями. Едва прекратились боевые действия и еще до того, как рассортировали раненых и погибших, начали оформляться сюжеты. Разница между государственными каналами и докладами службы безопасности, которые Элви просмотрела потом, была такой, словно речь шла о двух разных сражениях. Силы террористов-сепаратистов, чье бегство проследили до врат, были отброшены превосходящими силами лаконского флота. Или враг достиг всех намеченных целей и отступил согласно своему плану. Орудийные платформы на орбите и рельсовые наземного базирования успешно защитили Лаконию от самоубийственной, отчаянной атаки врага. Или основная идея, что платформы и рельсовые должны обеспечить поддержку флоту обороны, оказалась забыта в горячке боя. И потери врага, хоть и наличествовали, не были катастрофическими. Враг бежал, а угрозу Лаконии достаточно только протереть тряпкой. Или «Вихрь» на обозримое будущее оказался прикованным к планете, а горстка истребителей охотилась за шальными торпедами и сброшенными на планету камнями, способными причинить тяжелый ущерб в случае попадания.

Самая потрясающая ложь – перед которой бледнело все прочее – гласила, что строительные платформы были сняты до атаки и перебазированы в новый, хранившийся в секрете район, где их введут в строй в безопасности. Прочие рассказы о сражении можно было считать предвзятым прочтением реального текста, а вот строительных платформ больше не существовало. И под правительственными сообщениями об их спасении не крылось ничего реального. Прежние лаконские верфи представляли собой груды металлолома, разбросанные по орбите планеты, и никакая конница и рать не сумели бы их собрать.

А еще кое о чем в новостях попросту не упоминали: в том числе о мгновенной атаке фрегата, приземлившегося на расстоянии плевка от здания государственного совета. И о побеге к врагу дочери верховного консула – пожалуй, самом замечательном в истории случае подросткового бунта. И о том, что сбежал пленник, содержавшийся в здании.

Как минимум один этот пленник.