Аластер Рейнольдс - Город бездны

Но изменения касались не только охотников.

Никаких жертв. Роль добычи будут исполнять добровольцы. Звучит дико — но Воронофф пришел в восторг.

Отныне наградой для уцелевших будет их собственная жизнь. Но не только — вместе с выигрышем придет высочайший престиж. Мы наберем столько добровольцев, сколько понадобится — в Кэнопи, где множество богатых послесмертных изнывают от скуки. В обновленной форме Игра обеспечит им возможность привнести в свою жизнь элемент подконтрольного риска. Вступая в Игру, каждый подписывает с нами контракт, где подробно оговариваются условия состязания: продолжительность, разрешенная площадь территории, типы оружия, которым может пользоваться убийца. От добровольца требуется лишь одно — остаться в живых до истечения срока контракта. Они прославятся, им будут завидовать. За ними последуют другие, жаждущие еще больших успехов — увеличивая сроки контрактов, выбирая более жесткие условия.

Разумеется, мы не собирались отказываться от имплантатов. Но это будут совсем иные устройства — непохожие на то, которое вживил мне Уэверли, а затем любезно удалила Доминика. Охотнику и добыче предоставят парный комплект имплантатов, которые смогут получать и принимать сигналы только в пределах определенной зоны — опять же, оговоренной условиями контракта. Обе стороны будут знать, когда это случится — зуммер в черепе или что-нибудь подобное. И только в последний час погони — не раньше — репортеры смогут появиться неподалеку, чтобы стать свидетелями развязки — какой бы она ни оказалась.

Понятно, что Воронофф принял участие в этом проекте — в качестве первого клиента…

Мы назвали нашу компанию «Пункт Омега». Вскоре появились и другие — мы были только рады конкуренции. За какой-то год нам удалось стереть воспоминания о старой охоте. Впрочем, она не была той частью городской истории, которую кто-либо мечтал увековечить. Так что все произошло закономерно.

Вначале мы намеренно позволяли уцелеть большинству клиентов — разумеется, насколько позволял контракт. Убийцы теряли след в самый неподходящий момент, или оружие, в котором по условию был лишь один заряд, давало осечку. В итоге список желающих постоянно пополнялся, и наша компания приобретала известность.

Позже послабления прекратились. Теперь игра стала более реалистичной, и добыче приходилось по-настоящему сражаться, чтобы продержаться до конца срока.

Большинству это удавалось. Шансы быть убитым во время «Театра Теней» составляют около тридцати процентов — этого достаточно, чтобы не отпугивать потенциальных участников и в то же время обеспечить привлекательный уровень риска.

«Пункт Омега» процветал. Прошло лишь два года с тех пор, как я прибыл в Город Бездны, но уже входил в сотню самых богатых людей системы Йеллоустоуна. Но я так и не забыл о клятве, которую дал во время долгого пути в Убежище.

Тогда я поклялся, что изменю здесь все.

«Театр Теней» уже положил начало этому процессу, но этого было недостаточно. Я должен был изменить этот Город полностью. Я должен был уничтожить систему, существование которой обеспечило мне процветание. Я должен был разрушить отношения между Малчем и Кэнопи, которые считались естественными, как воздух.

Для начала я стал набирать охотников из Малча. Я ничем не рисковал: обитатели Малча ничуть не хуже подходили для этого, чем жители Кэнопи — и ничуть не хуже воспринимали методы обучения, которые я использовал.

Игра принесла мне богатство — и не только мне. Я позволил своим лучшим игрокам получить такое состояние, о каком они даже не мечтали. Но проследил, чтобы часть этих средств просочилась обратно в Малч.

Это только первый шаг. Понадобятся годы, а может, и десятилетия, прежде чем в иерархии Города Бездны произойдут заметные изменения. Но я знал, что это случится. Я дал себе слово и не собирался его нарушать. Я слишком часто делал это в прошлом.

Через некоторое время я снова начал звать себя Таннером. Я знал, что это обман. Я не имел права на это имя, я украл воспоминания, а затем и жизнь у человека, который на самом деле был Таннером Мирабелем.

Но разве теперь это имело значение? Я могу считать себя хранителем его памяти, всего, чем он был. Он не был хорошим человеком — в обычном понимании. Он был жестким и жестоким, он подходил и к научной проблеме, и к убийству с холодноватым любопытством геометра. Однако он не был негодяем. И даже в тот момент, который перечеркнул всю его жизнь — когда он выстрелил в Гитту, — он пытался сделать доброе дело.

То, что случилось с ним впоследствии, то, что превратило его в чудовище — уже не имеет значения. Эти события не могут очернить то, чем Таннер был прежде.

Пожалуй, это имя не хуже любого другого. И не думаю, что когда-нибудь оно покажется мне чужим.

Так что я не буду с этим бороться.

Кажется, я опять отвлекся. У меня в кабинете сидит женщина, которая все еще ждет моего решения.

— Так вы принимаете меня или нет?

Да, возможно, она получит работу, но для начала я хочу увидеть других соискателей. Поднявшись с кресла, я пожал ее маленькую, смертельно опасную руку.

— Несомненно, вы в числе основных кандидатов. Даже если это место вам не достанется, я вижу смысл не упускать вас из виду.

— Почему?

Я подумал о Гедеоне. Все эти годы он оставался пленником. Я обещал, что снова спущусь в Бездну — хотя бы чтобы убить его, — но так и не нашел времени. Он еще жив, поскольку Горючее Грез по-прежнему поступает в Город — правда, в ничтожных количествах, что постоянно создает дефицит. И по-прежнему остаются извращенцы, которые покупают страдания Гедеона, очищенные и переработанные, превращенные в нечто доступное их восприятию. Думаю, ему осталось недолго, так что мое обещание скоро потеряет смысл.

— Я задумал небольшую экспедицию.

— И когда это будет?

— Примерно через месяц. Может быть, месяца через три-четыре.

Она улыбнулась.

— Я профессионал, господин Мирабель. Смотрите, чтобы меня за это время не переманили.

Я пожал плечами.

— Все может быть.

Мы снова обменялись рукопожатием, и она направилась к двери. Я поглядел в окно. Уже смеркалось, в Кэнопи загорались огни. Фуникулеры, похожие на крошечных светляков, плыли в вековом коричневом полумраке. Далеко внизу, точно долина, усеянная кострами палаточных лагерей, расстилался Малч. Пламя очагов в домах и ночных лавочках отбрасывало мрачные багровые блики на полог Москитной Сетки. Я подумал о миллионах людей, которые научились считать этот Город своим домом даже после того, как Эпидемия изменила его до неузнаваемости. С тех пор прошло целых тринадцать лет. За это время там, внизу, выросло новое поколение. Они почти не помнят, каким некогда было это место.