Неизведанные гати судьбы (СИ) - Хиневич Александр Юрьевич

— Мне вот что не понятно. Откуда вы могли узнать, о действиях наших в Югославии? Ведь об ентом не писали в газетах, — спросил я на том же языке.

— Послушал передачу Великогерманского радио, где рейхсминистр зачитал Обращение канцлера к немецкому народу, в связи с началом войны против СССР. Всё остальное я узнал, либо от своего тестя, который в Москве довольно высоко сидит, либо от своих товарищей, которые в тех событиях принимали непосредственное участие. Я-то всегда старался от столицы подальше держаться, лишь изредка туда приезжал, семью повидать. Поэтому я ещё живой, хоть и раненый. Вот узнал ты о причинах начала войны, лейтенант, и что теперь будешь дальше делать?

— Как что? Как только меня выпишут из госпиталя, вернусь к своему взводу и будем дальше бить врагов. Мне теперь не важно, из-за чего началась война. Я знаю одно, враги пришли на нашу землю с оружием, а потому у меня только одна задача — защищать Родину и уничтожать врагов, пока ни одного из них не останется в живых.

Сосед удивлённо посмотрел на меня, потом вновь взял свой стакан с тумбочки, и допил всю оставшуюся воду. Едва он поставил стакан на место, как дверь в палату резко открылась и в неё ворвался лейтенант госбезопасности с «Наганом» в руке.

— Товарищ лейтенант госбезопасности, потрудитесь объяснить. Кто вам позволил врываться в палату к раненым командирам с оружием?

— Так, товарищ комдив, санитарка сообщила, что в палате кто-то разговаривает по-немецки. Она подумала, что немецкие диверсанты в госпиталь пробрались. Вот я сразу и поспешил к вам на помощь.

— Вы, для начала врать научитесь, товарищ лейтенант госбезопасности. Или обучите ваших сексотов, из числа санитарок, немецкому языку, чтобы они вам всё как положено докладывали, а не выдумывали байки про немецких диверсантов. Я тут понимаешь ли, проверяю знание языка противника у лейтенанта из разведки, а вы врываетесь в палату, да ещё с оружием в руках.

— Извините, товарищ комдив, больше не повторится, — произнёс побледневший лейтенант госбезопасности. — Разрешите уйти.

— Идите. И дверь за собой плотно закройте, — когда особист военного госпиталя вышел, то комдив сказал мне. — Видишь, как полезно знать иностранные языки?

— Вижу, Николай Савельевич. Только вы поосторожней будьте. По-моему, ентот лейтенант из госбезопасности, очень мстительный человек. Такие люди никому не прощают своих страхов, а он вас испугался.

— Разберёмся, лейтенант. Давай-ка отдохнём немножко, а то на меня от долгих разговоров, слабость какая-то накатила.

В тот день мы больше не разговаривали. Большую частью времени спали, просыпаясь чтобы покушать и для перевязки.

На следующий день, после обеда, мы немного обсуждали статьи в принесённых газетах, а вечером, уколы и перевязки делали врачи, но почему-то без медсестёр. Николаем Савельевичем занималась Рина Яковлевна, и мной Младослава Демидовна. Утром в палате проснулся лишь я один. Вот вроде бы и всё, Демид Ярославич.

— Благодарю за интересный рассказ, Яр. Ты сейчас отдыхать пойдёшь?

— Немного попозже. Мне нужно ещё в коптильню сходить, посмотреть что там и как.

Когда Яр вышел из моего кабинета в Управе, я вновь попытался погрузиться в неизвестное пространство, чтобы мысленно связаться с моей Яринкой…

Поселение «Урманное». В Алтайском Белогорье.

День за днём мы с Яром ходили в леса ближнего урмана проверять ловушки на ушастых, нас как всегда сопровождали повзрослевшие рыси. Зиму они пережили нормально, не голодали, так как вся требуха, после раздела зайцев доставалась им. Несколько раз рыськи выгоняли на нас кабанов, а однажды молодого оленя. Ни одного патрона у меня не было потрачено впустую. Всю крупную дичь мы доставляли в поселение на волокушах, потом втроём разделывали её и коптили.

Выздоровевших лесхозовцев из больнички забрали те же старики, что их к нам привезли. Яр сходил пообщаться с селянами, и вскоре вернулся расстроенным. Оказалось, что те едут только до своей деревни, и не собираются в ближайшее время в город. Я видел как он скучает по своей Миляне, но пока не знал, как его доставить в Барнаул. Оставлять Арину с двумя дочерьми одних в поселении у меня не было никакого желания. Тем более старики рассказали Яру, что на среднем урмане, деревенские мальчишки заметили в лесах четверых странных бородатых людей, которые прятались от всех в зарослях дикой смородины, хотя у них у всех были ружья и винтовки. Все они были одеты в одинаковые чёрные телогрейки и шапки. Из описания мальчишек получалось, что в наших урманах скрываются беглые заключённые.

После сообщения стариков из деревни, мы стали ходить в урман по очереди, вооружившись не только «Винчестерами», но и «Кольтами». Ярик даже приноровился стрелять из «Винчестера», укладывая его ствол на ветки деревьев или пеньки оставленные лесхозовцами. От того, что снова может охотиться, Яр словно бы заново родился. Когда я уходил на охоту, он оставался в поселении и смотрел, чтобы никто посторонний там не появился, и не причинил вред Арине с детьми.

Во время своих выходов в урман, я не только охотился и общался с рыськами. Я продолжал искать скрытый путь в новое поселение, куда переселилось большинство жителей Урманного. Уж очень сильно мне хотелось повидать своих родственников, особенно сестёр-близняшек, а также их детишек. Вот только скрытый путь так и не открылся мне…

На свой шестьдесят второй день рождения я получил радостные подарки. Утром, когда я ещё нежился в постели, мне удалось, через неизвестное пространство, мысленно связаться с моей Яринкой. Супруга первым делом поздравила меня с днём рождения, сообщила что любит меня и что очень соскучилась, а потом рассказала мне, что их госпиталь находится недалеко от Харькова. Сказала, что сильно устаёт, проводя большую часть времени возле операционного стола, так как к ним поступает много раненых, и всем им надобно делать хирургические операции. На сон едва удаётся выделить себе два-три часа. Яринка также мне сообщила, что наша дочка Анея находится рядом с ней и подменяет её, за операционным столом. В самом начале зимы немецкие самолёты разбомбили санитарный поезд, где Анеюшка была главврачом. Во время той бомбёжки дочка получила осколочное ранение в ногу, но ей крупно повезло, в пяти верстах от железной дороги находился госпиталь, который возглавляла моя Яринка. Вот так Анея оказалась на операционном столе у своей матери. Ярина сама удалила осколок из ноги и вылечила дочь, а та теперь, помогает матери лечить раненых бойцов и командиров.

Вторым подарком были два кратких письма, от дочки Златы и сына Ванечки, доставленные нашей почтальоншей Марфой Васильевной. За небольшим праздничным столом, который в моём кабинете накрыла Арина, я вслух зачитал оба письма. Дочка в письме сердечно поздравляла меня с днём рождения от всей семьи, а ещё сообщала, что «они с мужем трудятся там же, и лечат поступающих раненых». Кроме того, она на днях получила письмо от мамочки, из которого узнала, что сестрица Анея была ранена, но уже полностью поправилась, и теперича трудится хирургом у мамочки в госпитале. В конце своего письма дочка написала, что все мои внуки, находятся под присмотром старших Александровых, которые переселились к ним в Москву.

Прочитанное письмо от Златы, подтвердило всё сказанное Яриной, во время общения при помощи мыслеречи. Ведь я узнал о ранении дочери Анеи, гораздо раньше, чем получил письмо. Для себя я решил, почаще пробовать выходить на мысленную связь с Яринкой. Вдруг мне повезёт, и я застану супругу отдыхающей.

Письмо от Ванечки хоть и было совсем небольшим, но радости от него я получил немного больше. Сын написал мне, что «Во время одного из выходов на охоту, удалось добыть крупного и матёрого зверя, причём так, что при выходе одежда даже не запачкалась. Свою добычу передал старшим товарищам из дивизии, среди которых находился брат Всеволод. Мы вместе пообедали, и брат рассказал, что у него всё в порядке. Он помогает старшим товарищам понимать других». В конце Ванечка передавал пожелание здоровья всем поселянам, и просил Вереславу беречь его подарок, а ещё он написал, что отвечать на письмо не надобно, ибо у него постоянно меняется адрес полевой почты.