Алексей Бессонов - Ветер и сталь

Нас провожал мрачный Гест. Лицо его имело какой-то синюшный оттенок – и вовсе не из-за позавчерашней пьянки. Он нервничал. По его словам, его мучили дурные предчувствия.

Зверский ветер, дувший всю ночь, выл в привязанных тросах дирижабля и только что не сбивал с ног. Катер медленно заползал в ангар, низко хрипели моторы, под его днищем змеились изумрудно-зеленые струи огня. Мы стояли спиной к ветру – Ильмен, Тин, Гест и я. Ильмен была одета в серо-зеленый комбез со множеством карманов, грудь ее перекрещивала портупея, крепившаяся к широкому поясу, на котором висели нож и массивная кобура с пистолетом. На ногах у нее были здоровенные башмаки на огромной подошве, вызвавшие у меня сильное недоумение – как можно бегать в этаких галошах по полпуда каждая? Свои роскошные волнистые волосы она связала на затылке в хвост концами широкой черной ленты, опоясывавшей лоб.

Мы стояли на темном аэродроме, в нескольких метрах от лесенки, ведущей в кабину воздушного пузыря, нависавшего прямо над нашими головами, и смотрели, как Детеринг загоняет катер в ангар.

Что-то мистическое было в безумной пляске изумрудного огня… и в этой ночи холодного ветра. Его злые порывы ерошили мои кудри, они почти закрыли мне лицо и плечи, смешались с рыжими локонами Тин, которую я прижимал спиной к своей груди…

Рядом со мной стояла Ильмен, держа на правом плече «эйхлер», она стояла вполоборота ко мне, глядя в разрываемый зеленым пламенем мрак ангара, и какая-то отрешенность была в ее глазах. Мне казалось, что она смотрит через катер, смотрит через металл и пластик, через броню и моторы и видит тонкие руки Детеринга, лежащие на штурвале, тонкие уверенные руки в черных перчатках.

Басовитое хрипение двигателей смолкло. Через полминуты в ангаре мокро гавкнул люк, и на пороге появился Детеринг. Он шел своей чуть покачивающейся, пружинистой походной, держа в руке шлем. В зубах тлела сигарета.

– К бою, господа, – негромко произнес он, приблизившись к нам. – К бою. Ян, что такой кислый? Все будет в порядке, вот увидишь. Первый раз, что ли? И не последний, черт его дери… Ну, давай. Береги нервы.

Детеринг хлопнул Геста по плечу, подмигнул и полез вверх по лесенке.

– Будь осторожен, Йорг, – грустно выдавил Гест.

– Увидимся, Ян, – я коснулся его руки, – мы вернемся…

– Да, я надеюсь, Александр… – Гест горестно вздохнул. – Ну, Ильмен… прощай.

Женщина медленно кивнула и полезла вслед за Тин в кабину. Я последний раз глянул на ангар, где стоял ставший родным наш «Тандеберд», и взялся рукой за холодный алюминий ступеньки.

Ильмен села в кресло рулевого, мы расположились в уютных креслах позади обширной панели приборов. Взревели турбины; дирижабль качнулся и лениво поплыл в воздухе – внизу отстрелились замки привязных тросов. Рев моторов усилился, и аэродром под нами медленно ушел во тьму. Теперь внизу была сплошная темнота, хоть глаз выколи.

Детеринг встал за спиной Ильмен, держась рукой за подголовник ее кресла. Он напряженно вглядывался в панель управления.

– Н-да, – сказал он, – киберштурмана тут нет. Только компас, а? Как, кэп, взялся бы ты лететь на этаком пузыре без всяких там киберов, сонарной графики, трехмерных терминалов, сенсоров ближнего боя и прочей ерунды? А?

– Не знаю, – ответил я, вставая из кресла. – О, какие-то огоньки появились.

– Это один из пригородов столицы, – объяснила Ильмен.

– А это зарево – справа, за горизонтом – столица?

– Да, это она.

– Какая высота? – спросил Детеринг.

– Я продолжаю подниматься. Правда, ветер мешает, – Ильмен ткнула пальцем в циферблат какого-то прибора.

– Да уж, – хмыкнул Детеринг, – если б я в этом разбирался… Это все равно что посадить тебя за штурвал звездолета.

– Как же ты собирался лететь без экипажа?

– Ну, с моторами и рулями я бы разобрался.

– А приборы?

– Приборы? Сейчас, погоди.

Он взял свой шлем и пробежался пальцами по сенсорам справа от забрала.

– Надень-ка. Не бойся.

Ильмен послушно надела шлем. Повертела головой.

– Вот это техника… Теперь я понимаю.

– Смотри, – принялся объяснять Детеринг, – зеленые цифры – это высота полета… ну, в наших мерах и нашей графике, понятно. Белые символы – тоже цифры – это дальномер. Если ты сейчас посмотришь точно на горизонт и совместишь его линию с пульсирующей фиолетовой полоской, то белые цифры укажут тебе расстояние до него. Зеленый крестик – это твой компас. Своим алым концом он смотрит точно на север. Та синтетическая картинка, которую ты перед собой видишь, называется сонарной графикой. Я могу отрегулировать разрешающую способность так, что ты разглядишь каждую травинку на горизонте. А могу сделать забрало просто прозрачным. В бою всей аппаратурой можно управлять при помощи нижней челюсти – там внизу есть сенсоры.

– Да-а, – Ильмен стащила с головы шлем, – мы до таких штук еще не доросли.

– Когда-нибудь дорастете. Вообще он умеет делать очень многое, гораздо больше, чем ты видела.

– Теперь я понимаю, что приборы тебе действительно не нужны.

– Да, я думаю, что, когда ты устанешь, я смогу тебя сменить у штурвала. Что у нас, кстати, со скоростью?

– Идем по графику.

Начался рассвет. Мы шли курсом на восток, прямо на восходящее светило, которое заставило небо сперва тускло засветиться, из бархатисто-черного став густо-синим, а потом вдруг порозоветь.

– Как красиво, – сказала Тин, – я никогда такого не видела.

– Ребята, вы, пожалуй, идите спать, – распорядился Детеринг, – там сзади есть что-то вроде комнаты отдыха. Один черт нам еще целый день ползти на этом пузыре. И выключи свой транс.

Я кивнул и протянул руку Тин. Мы прошли в узкое помещение с четырьмя жесткими топчанами вдоль стен.

– Зря ты не осталась, – вздохнул я. – Зря.

– Одна, в чужой стране? Без имени, без денег, без языка? – Тин села рядом со мной, и ее холодная ладошка легла на мою щеку.

– Тин… – я обнял ее, положил голову ей на плечо, – я молю всех богов, каких только знаю, чтобы все это поскорее закончилось.

– И когда же это случится?

– Кто знает… Но думаю, что теперь уже скоро. Нужно нейтрализовать проклятую батарею, а дальше – уже не наше дело. И мы вернемся… точнее, вернусь я. А ты попадешь в новый мир. В мир, где нет войны, где нет богов и жрецов, где нет ненависти и злобы… по крайней мере, мне кажется, что мой мир именно таков. Или мне хочется в это верить… В моем мире много тепла и света, там можно спокойно жить, не думая о смерти.

– И мы?..

– Знаешь, я, вообще-то, думаю, что моя жизнь изменится. Будет много новой работы. Мне придется летать туда-сюда. А ты будешь ждать меня.