Алексей Бессонов - Статус миротворца

– Вот теперь можно и по чарке, – сообщил он.

Он начал лысеть. Стесняясь поредевшей макушки, Кришталь перестал подстригать рыжие бакенбарды, и они свисали со щек мохнатыми хвостами, делая его похожим на хасида. Заняться реконструкцией волос полковнику было некогда да и негде: сейчас они базировались на захолустном Сент-Илере, все достопримечательности которого ограничивались на удивление приличным университетом да огромной базой ВКС, занимавшей половину приэкваториального континента.

Перед ним сидел Лоссберг. Теперь он был уже легион-генералом и командовал отдельным дивизионом “свободных охотников”. Кришталь, так и не пожелавший расстаться со своим приятелем, состоял при его особе командиром флагмана.

После списания “Оффенрора” Лоссберг категорически отказался принять новенький корабль, только-только сошедший со стапелей. Он считал, что за последние тридцать лет Империя начисто разучилась строить приличные линкоры, вместо почти штучного товара производя “штамповку”.

– Вы только поглядите на эти дрова! – орал он, пьяный, на заседании Тактического совета при Генеральном Штабе ВКС. – Как я могу летать на корабле, который должен сперва обдумать отданную ему команду и только потом уже приступать к ее исполнению! Скажите мне, как?! А посмотрите на эти салоны! Я не собираюсь заниматься свиноводством, я пилот, а не разносчик навоза! Пусть в такой кают-компании обедают ваши конструкторы, а мне там кусок в горло не пойдет.

Авторитет Лоссберга был настолько велик, что на время его оставили в покое, думая, что он просто устал болтаться в космосе и хочет перейти на преподавательскую работу. Лоссберг же, плюнув на все штабы и советы, облазил половину имперских колонии и на одной из баз Пангеи обнаружил пятидесятилетний штурмовик серии “Циклоп” со смешным налетом около пятисот суток. Корабль дооборудовали новейшими системами дальнего обнаружения и целеуказания, поставили в моторы “свежие” волноводы и отдали довольному Лоссбергу. Салоны и кают-компания, представлявшие собой квинтэссенцию немного подзабытой роскоши, его вполне удовлетворяли.

Тяжеленная громадина с экипажем в четыреста с лишним человек имела минимум автоматики и была послушна, как дрессированный кролик. “Циклоп” проектировался как флагманский корабль командира ударно-штурмового легиона, он был до отказа напичкан системами обработки информации и мощнейшими орудийными комплексами – по разным причинам таких линкоров построили всего лишь двенадцать, и Лоссбергу достался номер восьмой. Где-то в Приграничье доживала свой век “десятка”, а все остальные, отходив за полстолетия ресурс, давно отправились в переработку. Лоссберг был доволен: ему в руки попал настоящий “штучный” товар, изготовленный с любовью и тщанием. Пересев на такой корабль, он совершил несколько рисковых рейдов на нейтральную территорию и довольно быстро украсил себя нашивкой “200 побед экипажа”.

Вскоре его перевели на Сент-Илер. С юности не терпевший штабной работы, Лоссберг свалил все оперативные вопросы на Кришталя, а сам вдруг женился на дочери одного из местных лендлордов, став помимо всего прочего обладателем приличного куска джунглей и необозримого плоскогорья с выходом к морю. Из полугодового “медового месяца” (флотским офицерам такого ранга отпуск для женитьбы предоставлялся как минимум на шесть месяцев) он вернулся мрачный, как туча, и с тех пор не слишком спешил покинуть борт – “Му ship is my home”, – стал поговаривать он. Раньше Лоссберг говорил не “home”, а “castle”.

Теперь он пил исключительно ром дорогой марки “Кровь звезд”.

А потом он вдруг неожиданно постарел. Не повзрослел, не оброс солидностью тридцатитрехлетнего мужчины, а именно постарел – сразу и необратимо. На тридцать четвертом году вокруг его глаз уже струились ранние, не по сроку, морщинки, щеки запали, как у истомленного старика, а шикарная, прежде платиновая шевелюра стала какой-то пегой и безжизненной. Он начал меньше орать на подчиненных, почти прекратил бегать по палубам и лезть не в свое дело; все чаще, обедая в кают-компании среди своих старших офицеров, Лоссберг вдруг надолго застывал в кресле с рюмкой рому в сухих пальцах. Тогда Кришталь незаметно моргал, и кто-нибудь начинал рассказывать бородатый флотский анекдот времен освоения галактики. Лоссберг тихо улыбался.

Из Метрополии на его имя приходили огромные посылки с лучшими, фантастически дорогими изданиями земных и росских философов, а также тяжелые тома военных теоретиков. Иногда, загрузившись ромом “по верхнюю палубу”, Лоссберг пугал молодых офицеров длинными и малопонятными цитатами из Конфуция или, того краше, – настоятеля Яара с Черной Скалы. Они хорошо знали, что, если командир засел у себя в салоне с бутылью рому и здоровущим фолиантом в кожаном переплете, беспокоить его нельзя ни в коем случае. Пожар, авария – все, что угодно, кроме неожиданного появления противника.

Однажды Кришталь попал на барбекю к его тестю. В красивейший замок на берегу тихой речушки приехали несколько довольно известных на планете людей, присутствовали и зятья его командира. Лоссберг, одетый в синюю кожу полигон-мундира (была осень), с ходу всосал пол-литра прихваченного с собой рома и весь вечер молчал, как рыба, сочась неприкрытым презрением. Кришталю пришлось отдуваться за двоих, рассказывая университетскому профессору, известному адвокату и паре банкиров о невероятной храбрости и интуиции своего командира. Лоссберг раскрыл рот, лишь когда над рекой сгустился вечер и в беседке зажглись уютные фонарики.

– Рому, – коротко потребовал он и добавил после секундного размышления: – Ибо в поединке горы и мыши неизменно побеждает львиная кротость… Черт побери! Подай мне рому, Сэмми!

Сейчас Лоссберг смотрел на своего штурмана с задумчивостью. Тот уже закончил возню с прокладкой курсов для кораблей дивизиона, утвердил сегодняшний состав вахтенных команд и мечтал плотно поужинать. Лоссбергу есть не хотелось, но вот выпить – да.

– Можно и по чарке, – согласился он. – Тогда уж распорядись, чтобы ужин принесли в салон.

– Беда с этими штурманами, – пожаловался Кришталь, выбираясь из кресла. – Ас Бэрдом, я думаю, придется расставаться, иначе он угробит нам “Каймана”. Оболтус он, и соображения – ноль, такому только вокруг Метрополии круги наматывать, и не более. Я напишу представление о переводе, а ты подмахни.

– Когда вернемся, – пожал плечами Лоссберг.

Командирская капсула вынесла их на пятидесятую палубу. Задумчиво приглаживая свои по-прежнему длинные волосы, Лоссберг выбрался в коридор, залитый приятным для глаза молочным светом плафонов.