Владимир Лавров - Волд Аскер и симфония дальнего космоса

Детей воспитывает государство в специальных элеваторах. Мне повезло, у меня была мама. Она специально устроилась работать в элеватор воспитателем. Она со мной играла и рассказывала сказки. Остальные забывают о своих детях, выходя за порог элеватора. Максимум, на что распространяется их фантазия, это на открытие нового способа гнать спиртное из карамелек, пластика или опилок. Вокруг этой темы вертятся все их разговоры лет, наверно, с четырнадцати. Возможно, именно поэтому я приложил так много усилий, чтобы уйти в космос от всего этого ничтожащего ничто. Тут я, по крайней мере, занимаюсь сколько-нибудь полезным делом, защищаю свою планету.

Доставка грузов с Земли, что телепортом, что ракетами, стоит дикого количества энергии. Поэтому материалы, воздух и воду мы получаем с Луны. Людей на базу, как правило, присылают телепортом. Люди, в отличие от микроэлектроники и точной механики, сами могут залечить внутренние повреждения, которые неизбежно возникают от микровзрывов при нуль — транспортировке. Даже в самом чистом вакууме, который только способны создать люди, остаются молекулы газов или материала камеры.

Так как доставка людей стоит очень дорого, наш ГМС снижен по части женщин до одной за три месяца, но зато увеличен по части спиртного до невообразимых величин. Завтра подходит очередь моей роты на женщин.

Почему-то каждый прилет этих восторженных девчонок навевает на меня непроходимую тоску. Меня всё больше охватывает ощущение, что меня откармливают, как свинку на убой, вне зависимости от желания последней. Мои товарищи меня не понимают.

Отсек телепорта был полон. Почти всё население базы собралось, чтобы посмотреть на то, как техники и медицинская команда будут вытаскивать из шлюза телепорта цилиндры с девчонками внутри. Телепортирование людей традиционно производится в обнаженном виде, сразу видно, где повреждения. Появление каждой красавицы встречалось дружным рёвом и аплодисментами. Из двух десятков только одна получила такие повреждения, что не смогла встать сама. Один взвод из третьей роты останется на сухом пайке из видеофильмов до следующего месяца.

Сегодня в бар пускают только тех, кто имеет право на женщину. На утреннем построении, сразу после обычных объявлений о наложении взысканий за превышение ГМС в области выпивки, командующий базой объявил, что все дамы перенесли переброску нормально и готовы приступить к исполнению обязанностей. Та, которая не смогла встать, оказывается, просто переволновалась. Сегодня у первой и третьей рот праздник.

Комбазы у нас бравый и прыгучий, как теннисный шарик. Нас он понимает и дело знает. Даже самые последние лентяи и дебоширы его уважают и даже в подпитии ничего плохого о нем не скажут. Если бы не его страсть к произнесению перед строем долгих монологов о вреде превышения норм ГМС, он был бы образцом командующего. Хотя выглядит он урод уродом — невысокий, толстенький и лысоватый.

Я подумывал не ходить в бар, но потом любопытство пересилило. Захотелось посмотреть красивых девчонок, да и вероятность того, что меня выберут в первый день, невелика. За десять дней, которые они проведут тут, каждая из них должна обслужить десятерых. Вероятность один к десяти.

Для того, чтобы обеспечить мужчинам минимальное счастье, правительство вынуждено содержать ГМС — дам. Их обучают в специальных школах с подросткового возраста. Многие из них хорошо играют и поют, а хорошо танцуют все. Ещё их учат массажу и психологии… так говорят. Нам, самым лучшим из лучших, надежде планеты, присылают самых лучших выпускниц этих школ. Не знаю уж, какой психологии их там учат, но тут они только хлопают глазами и хихикают. Некоторые намертво замолкают, но такие встречаются редко.

Когда я зашел в бар, веселье только начиналось, но температура уже была близка к точке кипения. Три девицы на эстраде как раз заканчивали танцевальный номер. Завершив номер, они прыгнули в толпу у эстрады и тут же были унесены поймавшими их счастливцами под общий одобрительный гул. Место танцовщиц заняла певица, которая хорошо поставленным голосом завела одну из моих любимых песен. Атмосфера общего веселья постепенно заполняла меня. Вечер обещал стать приятным. Теперь моя главная задача — это занять место в каком-нибудь укромном уголочке, так, чтобы я мог видеть эстраду, а меня не мог видеть никто.

Я сидел боком к проходу и наслаждался праздником. Мимо меня проходили сложившиеся парочки и спешащие к эстраде товарищи. Внезапно что-то меня толкнуло посмотреть назад. Лучше бы я не смотрел! По проходу как раз шла одна из девчонок ГМС, единственная, которая мне понравилась из этой партии. И кто их только учит ходить такой вихляющей походкой! Наткнувшись на мой взгляд, она отработала поворот и взяла курс на меня. Надо срочно отвернуться и сделать вид, что я увлечён стаканом. Слишком часто эти встречи заканчивались слишком большими разочарованиями. "Котик… хи-хи-хи… котик… — хи-хи-хи", — как вспомнишь, так дурно делается.

Не вышло. Она подошла, навалилась грудью на мое плечо, присаживаясь на соседний стул, и промурлыкала:

— Покажешь мне корабль, морячок?

— Как тебя зовут, милашка?

— Елена, — она произнесла это не как "Элен", что характерно для всеобщего и английского, а как "Елена". Из короткого разговора выяснилось, что она была из Европы, точнее, из того маленького осколка, который остался от Европы после Катастрофы.

Придётся идти. Если я не пойду, то войду в легенды, и насмешками меня загонят ниже коврового покрытия.

Мы вышли из бара, полуобнявшись. Меня провожали завистливые взгляды. Я показал ей те традиционные места, куда обычно водят начальство и девчонок, — реакторный отсек, обзорную камеру на оси базы, причальные ангары перехватчиков. В обзорной камере она, в отличие от остальных девчонок, не задала вопроса о том, как это делают в невесомости, а посмотрела на звёзды и сказала: "Ух ты, какие они красивые!". Должен признаться, что этим она заработала пару очков в моих глазах. Блестящие трубы реакторного отсека она нашла великолепными, а невесомость эротичной.

После обзорной экскурсии я завел её в редко посещаемый коридор около реакторного отсека.

— Малышка, — сказал я ей, — в это место редко кто заходит, нам надо…

Она тут же забралась на выступающий из стены кожух трубы, подняла и расставила ноги, на которых обнаружилось отсутствие нижнего белья, протянула ко мне руки, немного приоткрыла рот и запрокинула голову. Я против воли выдержал некоторую паузу, которую потратил на то, чтобы запечатлеть в памяти все детали этой картины, и договорил: