Елена Хаецкая - Бугго и пираты

Бортовой компьютер, переварив новое блюдо под названием ВЕЙКИ-ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ, кое-как освоился и теперь помаргивал своему капитану: ПОЛЕТ НОРМАЛЬНО.

— Что это за «полет нормально»? — спросил, входя в рубку, старший офицер.

Бугго отмахнулась:

— Не будьте занудой, Хугебурка.

Он заметил, что капитан щурится, как это делают близорукие люди.

Бумаги и Бугго заняли весь топчан, поэтому Хугебурка присел рядом на корточки. Он ощущал тихую вибрацию корабля, упругую, уверенную. «Ласточка» знает, что делает. Она летит. Старательно и аккуратно, как студентка-отличница, заполняющая клеточки теста.

— Смотрите, — показала Бугго. — В лоции, которую нам дали «Насио и Кренчер», здесь указано пустое пространство. Ни гравитации, ни аномалий. А в лоции, присланной из Вейки, на этом же месте — пояс астероидов, причем довольно неприятный.

— Такое случается сплошь и рядом, — сказал Хугебурка. — Составители лоций — кабинетные картографы на государственном жалованье. В качестве исходного материала у них — неразборчивые каракули космоволков, которые слишком героичны для того, чтобы писать внятно и чертить не криво. Постичь глубинный смысл лоции возможно только путем озарения.

Бугго покачала головой. Прядка светлых тонких волос упала ей на висок, обнажив тоненькое ухо. Оно оказалось не смуглым, как сама Бугго, а желтоватым и забавно светилось. Некоторое время это зрелище отвлекало внимание Хугебурки, и он не сразу понял, что именно говорит ему капитан:

— Когда первые навигаторы только прокладывали пути внутри Треугольника, тогда, конечно, странности лоций не вызывали удивления. Но теперь, когда все тут излетано по всем направлениям…

— Таково фундаментальное свойство лоций, — сказал Хугебурка. — Лоция должна быть неточной, неполной и противоречивой. Иначе из жизни капитанов навсегда уйдет романтика.

Бугго фыркнула, не желая развивать эту тему.

Когда Хугебурка покидал рубку, все оставалось по-прежнему. Бугго перекладывала карты, сопоставляя их под разными углами. Зеленая надпись на компьютере горела успокаивающе, как ночник.

— Господин Хугебурка, — проговорила Бугго, не отрываясь от распечаток, попросите, пожалуйста, Антиквара — пусть принесет мне горячей чоги. Побольше!

Логово Охты Малька таилось в машинном отсеке «Ласточки» — точнее выразиться, машинный отсек порос вещами Малька, которые разместились среди поршней, труб и визоров с естественностью плесени.

Хугебурка сидел у механика уже больше часа. Малёк был из тех, кого всякий раз приходится приручать и прикармливать заново — за время разлуки, сколь бы незначительной она ни была, он успевал отвыкнуть, и потом все начиналось сначала: настороженный взгляд, неловкая; выжидательная поза. Само пространство вокруг Охты преображалось, и вот уже не предметы окружают его, но ловушки, укрытия, тупики и пути к бегству. Тут требовалось заговорить с ним ласково и осторожным движением опуститься на табурет — увечное, преданное дитя хедеянской свалки, умытое, насколько возможно, и покрытое вытертой гидравлической подушкой. Видя, что табурет признал гостя, постепенно успокаивался и Малёк. Он пристраивался на постели и извлекал, из складок «ласточкиной» шкуры очередную бутыль. Выковырять все припрятанное Мальком не удавалось ни Бугго, ни соединенным силам нескольких таможенных служб. После первого глотка взор Малька прояснялся, и в его голове почти ощутимо щелкал переключатель: теперь механик был готов к общению с людьми.

Хугебурку он боялся. Рациональному объяснению этот страх не поддавался. Разве что в прошлой жизни Охта Малёк был слоном, а Хугебурка — мышью.

Оставив Бугго в рубке, Хугебурка спустился к механику. Можно даже сказать, что старший офицер пошел прогуляться и случайно забрел к механику. Тот сперва пометался немного, а после признал гостя, расслабился и даже сделался развязным.

Здесь, внизу, гудело мощнее, увереннее. Голос «Ласточки» сливался с бормотанием Охты и поглощал его, так что Хугебурка почти не разбирал слов, хотя Охта уже рассказывал ему что-то, захлебываясь и сдавленно смеясь.

«Полет нормально», — пульсировало в голове у Хугебурки.

— Нет, ненормально, — сказал он вслух. И, глядя в скачущие глаза Охты, произнес назидательно: — Почему одна карта показывает пояс астероидов, а другая уверяет, будто там ничего нет?

— А? — отозвался Охта, на миг перестав смеяться. Но поскольку Хугебурка в данный момент промолчал, возобновил невнятное веселое бормотание. Хугебурка разобрал на этот раз слова: «ядерный реактор» и «гравитация — ни к черту, это самое, ну, тут он и говорит»… Кто «он»? Что говорит? Где гравитация ни к черту? «У-у-у! — подпевала «Ласточка», съедая голосок механика. — А-а-а!»

— Пустота — стало быть, ничего интересного. Так? — проорал Хугебурка, сопровождая слова жестами. Трубы взирали почтительно, стрелка барометра мелко вздрагивала, как бы порываясь аплодировать.

— Ничего интересного нет в пустоте. Но в таком случае для чего в том же самом месте показывать астероиды?

Он сделал паузу. Пауза получилась выразительная — Хугебурке и самому она понравилась. Он еще раз повторил — и вопрос, и паузу. Охта поморгал, поёрзал на постели, пососал из бутылки, вытягивая губы клювиком, и сказал:

— А я ему, это самое: «А ты веревочкой пробовал?»; И тут мы оба вынимаем шнурки, он и я — оба!

Он опять засмеялся, и «Ласточка» от всего своего доброго брюха подхватила этот смех.

— Вот тебе и шнурочки, — глубокомысленно произнес Хугебурка.

— Астероиды означают, что туда лететь опасно. Итак, — он поднял палец: — Либо там пустота, либо опасность — но в любом случае, «Ласточку» от этого места очень хотят отвадить. Логичный вывод? Да, господин Охта, именно так: кому-то до жути требуется, чтобы «Ласточка» ни в коем случае не интересовалась неким пространством пятого сектора. Ну так ужасно требуется, что они даже перестраховались. И тем самым возбудили мое подозрение.

Малёк на секунду прервал свое бормотание и посмотрел на Хугебурку с опаской, но тот как раз прикладывался к бутыли и выглядел совершенно милым и домашним, так что Малёк отбросил сомнения и зажурчал снова.

— Но почему нас хотят отвадить? Кто это затеял? Что они там прячут? — вещал Хугебурка. — Пока неясно. И, возможно, на данном этапе вообще неважно. На данном этапе, господин Охта, важно одно: старый друг паранойя требует, чтобы я внял ее призывам.

— О! — выдохнул Малек.

Хугебурка покачал пальцем у него перед носом.

— В некоторых случаях голос паранойи и голос разума звучат в дивном согласии. Можно сказать, что это один и тот же голос.