Владимир Васильев - Смерть или Слава

Он знал жизнь, мой папаша, и именно поэтому он мог позволить себе играть со смертью. И – видит бог! – он был не самым плохим игроком, иначе не владеть бы мне ныне лакомой заимкой и космическим кораблем.

Ну и чего ты ждешь, Роман Савельев? Рождества? Нет у тебя выбора, все это иллюзия. Ты все равно нажмешь ее, эту кнопку на пульте. Так жми и не морочь себе голову. С пола упасть нельзя.

И тогда я глубоко вздохнул, потянулся к пульту, казалось, с готовностью прыгнувшему мне в ладонь, и коснулся подушечкой большого пальца шершавой поверхности красной кнопки.

Может эта штуковина и была сработана чужими, но пульт держался в ладони, как влитой, и каждое углубление на этом продолговатом прохладном стержне предназначалось моим пальцам. Пульт казался не то продолжением руки, не то ее порождением. Я не удивился бы, если бы мне сейчас сказали, что я появился на свет с ним в руке.

Все как в дешевой телеподелке.

Я напряг большой палец и до отказа утопил кнопку. Пульт коротко пискнул, удовлетворенно так, победно:

«Пи-и-ип!»

И больше не произошло ровным счетом ничего.

Сначала я стоял зажмурившись, и гадал: я уже развалился на атомы или что помельче, или пока нет? Судя по тому, что в горле пересохло и душа молила о пиве, ничегошеньки со мной не произошло. А поскольку я наощупь добрел до холодильника, нашарил левой рукой запотевший цилиндрик, рванул колечко и разом выхлебал полбанки, то можно было смело предположить, что и с остальным миром ничего плохого не приключилось.

И я открыл глаза. Пульт я по-прежнему сжимал в правой руке; утопленная кнопка равномерно фосфоресцировала, а большой палец начал ныть, потому что я продолжал, как дурной, с силой давить на кнопку. Вздохнув, я отпустил ее. Фосфоресцировать кнопка не перестала, зато палец ныть прекратил.

– Ну, и? – спросил я неопределенно. Потом поднес пульт к глазам и тупо оглядел.

Никаких изменений. Только кнопка тлеет все тусклее и тусклее, постепенно возвращаясь к исходной матовости.

Я даже вышел наружу и некоторое время пялился на звездное небо, щурясь от режущего глаза света прожектора. Не знаю, чего я ждал. Что рассчитывал узреть. Звезды виднелись только наиболее яркие, и выглядели как обычно: холодно и равнодушно. В степи монотонно стрекотали кузнечики, а где-то далеко-далеко в горах басом ухал пещерный филин.

Меня охватила досада и разочарование. Тоже мне, потрясатель основ! Руки заламывал, решал, выбирал! Жать-не жать, судьбы человечества, смерть или слава! Тьфу! Чертова машинка неведомых мастеров, прекрасно, впрочем, знакомых со строением кисти вида Homo Sapiens Sapiens, наверняка давно протухла.

Если вообще хоть на что-нибудь годилась изначально.

С другой стороны, даже хорошо, что наметилось хоть какое-то отклонение от сюжета дешевой телеподелки. А то к лицу как-то сама собой стала прилипать глуповатая улыбка, а мысли приобрели какую-то на редкость героически-кретиничскую направленность и окраску.

Я вернул пульт в шкатулку, и она сама собой стала закрываться. Хлебнув пива, я собрался обессиленно рухнуть в кресло, но тут крышка как раз встала на место и я снова увидел рисунок на внешней ее стороне.

Нет, в рисунке ничего не изменилось. Зато в рамке возникла надпись. Совсем короткая. На русском языке.

«Смерть или слава».

Недопитая банка с жестяным громыханием упала на пол, и из нее выплеснулась коричневая струя. Медленно-медленно, как будто все сняли рапидом, и только потом показали мне. Обессиленно опустившись в кресло, я еще раз вспомнил своего бедового папашу. Точнее, одну из его привычных фразочек.

«Не горюй, Рома! Все не так плохо, как кажется. Все гораздо хуже.»

Вот только – кто поведал бы, как соотносятся с этой фразой сегодняшние события? Чем в конце концов обернется нажатие красной кнопочки – явлением джинна из бутылки, или просто безобидными кругами по воде?

В этот вечер я еле заснул. А слова с поверхности шкатулки так, по-моему, и не исчезли. Исчезла сама шкатулка, уже под утро. Вместе с пультом. Только прозрачный пакет, вскрытый лазером, напоминал наутро о вчерашнем, и убеждал, что это все не сон и не горячечный бред.

Но Солнце беззаботно сияло над Волгой, и вовсе не думало распадаться на атомы от чьего-то губительного удара.

Я в который раз выругался, и побрел снимать итоги ночной смены.

Адмирал был мрачен. Топорщил усохший от возраста гребень, сердито глядел на ряд экранов и ничего не видел. Кроме самих экранов. Пространство было чистым, если не считать далеких звезд из скопления Пста. Даже пыли почти нет – метеориты ее всю растащили, что ли?

– Ищите! – раздраженно проскрипел адмирал. – Он должен быть где-то здесь!

Сканировщики приникли к головному вычислителю и масс-уловителям. Чуткие приборы давно отследили возмущения в геометрии обычного пространства. Пространство искривлялось все сильнее и сильнее, готовое проколоться и впустить из-за барьера какое-то массивное тело.

«Какое-то…– адмирал прижал к голове гребень. – Конечно, это корабль. И, конечно, это не корабль азанни и не корабль Роя. Птички прокалывают пространство несколько иначе. Да и корабли у них помельче, раз в три-по-восемь, судя по вероятной массе. А матовые сферы Роя вообще вываливаются из-за барьера без всяких возмущений и без всякого предупреждения… В какие пределы Знания забрались их физики? Любой ученый-свайг был бы рад освоить методы Роя, но Рой – есть Рой, его рептилиям не постичь. Сколько не бейся. Спасибо еще, что Рой союз держит крепко и за долгую историю войны с нетленными ни разу союз не нарушил.

Но чей тогда это корабль? Других птичек, тех что покрупнее? Цоофт? Или крейсер а'йешей? Нет, не может быть, слишком уж он массивен. И почему в эфире безмолвие? Давно бы уже назвались по субканалу и не заставляли холодеть кожу и топорщиться чешую…»

Адмирала легко было понять. Неизвестный корабль на границе контролируемой сфер-территории – да еще такой крупный… И вдобавок – неизвестно чей. Хорошо, если это союзники… хотя, всякий союз рано или поздно кем-нибудь нарушается.

Впрочем, какой резон союзникам восставать именно сейчас? Когда положение сильно усложнилось несколькими стремительными рейдами нетленных на сырьевые базы полярных секторов? Нетленные не принимают сдавшихся, это известно давно и всякому.

Крейсер сат-клана свайгов продолжал нащупывать ломящийся из-за барьера корабль. А тот не спешил, просто гнул и гнул пространство, даже некоторые звезды начали казаться фиолетово-красными.

И вдруг бестелесный космос смялся, как линялая кожа, предостерегающе заверещали датчики инверсного излучения и далеко впереди, в восьмерка-шесть нулей кла, материализовался чужой корабль. Совсем чужой. Не цоофт, ни а'йеши, ни даже нетленные не могли быть его создателями.