Николай Романов - Гвардеец

Чпокнула перепонка люка — попутчик освободил душевую. Он появился в каюте розовый и благоухающий — похоже, успел еще и побриться. Мурлыча нечто малопонятное, подошел к своему релаксатору.

— Душ свободен, молодой человек.

Осетр хотел махнуть рукой и брякнуть в ответ что-нибудь легкомысленное, типа «Микробы прыжку не помешают», но потом подумал, что «росомахе» надлежит быть чистоплотнее какого-то торгаша (чистоплотнее во всех смыслах!).

— Спасибо.

— А зовут меня Сергей Петрович Костромин.

— Очень приятно. Остромир Приданников.

— Вот и познакомились. — Попутчик полез в шкафчик со своим багажом.

А Осетр отправился в душ. Стоя под расслабляющими струями, он вспомнил Яну. Наверное, она сейчас вот так же стоит под душем и… Домысливать заманчивую для любого парня картинку он не стал. Нет, все же надо будет продолжить знакомство на Дивноморье, иначе он будет последним дураком. И ребятам про отпуск правды не расскажешь — просто засмеют… Вот только вопрос: окажутся ли они в одном пансионате? Ведь Дивноморская Ривьера насчитывает не одну сотню мест отдыха…

Когда он вышел из душа — бриться, в отличие от коммивояжера не стал, — попутчик уже устроился на ложе релаксатора, а пульт в изголовье второй койки вовсю перемигивался огоньками. Голубая крышка была открыта, и на выдвинувшемся из пульта крошечном столике стоял стакан с прозрачной жидкостью и лежала пилюля. Стакан коммивояжера уже был пуст, через мгновение он растаял в воздухе, а столик убрался в недра пульта.

Тут же интерком сообщил господам пассажирам, что до начала прыжка осталось семь минут.

— Рисковый вы человек, — сказал попутчик. — Тут при опоздании можно крупно погореть.

— «Росомахи» никогда и никуда не опаздывают, — хвастанул Осетр, приглаживая волосы.

— Ну-ну, — отозвался дядька. — Похвальная привычка. В особенности для коммивояжера, если он…

Последние два слова он произнес уже заплетающим языком, и Осетр так и не узнал, что именно «если он».

Пора было глотать пилюлю, опустошать стакан и укладываться, что он и проделал. А когда начал проваливаться в набегающую тьму, еще раз вспомнил Яну. Но подумать про будущую встречу уже не успел.

С мыслью о ней он проснулся. С мыслью о будущей встрече и со зверским чувством голода. Об этой стороне воздействия релаксатора на человеческий организм знали все — и те, кому случилось путешествовать по Галактике, и те, кому пережить такое путешествие не доведется никогда.

И потому через полчаса всех пассажиров ждал плотный завтрак — даже тех, кому через два часа покидать борт «Дорадо» и высаживаться на «планету дальнейшего пребывания».

Попутчик уже встал — сквозь перепонку, прикрывающую вход в душевую, доносилась «Песенка шута» из последней экранизации «Ивана Васильевича».

По ногам бегали мурашки. Осетр потянулся, не вылезая из релаксатора, сделал упражнение «велосипед», хорошо разгоняющее кровь после сна. Оттолкнулся руками от лежака и выпрыгнул на пол. Как пантера… Нет, как «росомаха»!

Два часа полета до «дыры», пересадка на местный шаттл тех, кто в эту дыру стремился, еще два часа в обычном пространстве — и новый прыжок, на этот раз уже к Дивноморью. Скука-с, дамы и господа!

Одна радость — за завтраком он встретится с Яной, и этой радости даже мегера не сможет помешать.

Чпокнула перепонка, и в каюте появился попутчик. Как и совсем недавно (недавно ли?), он был розовощек и благоухающ. Не слишком густые волосы его были аккуратно причесаны. Вот ведь дядька! Следит за внешним видом вовсе не потому, что того требует устав внутренней службы.

— С добрым утром, молодой человек!

— Здравия желаю, Сергей Петрович! — отозвался Осетр. И отправился в душевую, к новым мыслям о Яне.

Когда он вернулся, попутчик, уже одетый в черный костюм-тройку, белую рубашку и с пижонским галстуком-бабочкой, стоял перед зеркалом. Левый карман его пиджака украшал белоснежный платочек.

Да, еще как следит дядька за своим внешним видом! Впрочем, подобным старым пердунам ничего другого и не остается. Девушки их не любят, а бабушки им самим не интересны…

— Я двигаюсь в кают-компанию, — объявил попутчик, отходя от зеркала. — Есть хочется — спасу нет.

— Послерелаксационный синдром, — попытался объяснить Осетр, но дядьки уже и след простыл.

Только чпокнула перепонка люка.

— Вниманию господ пассажиров, — объявил интерком. — Приглашаем вас на завтрак. Кают-компании откроются через десять минут.

Времени было вагон и маленькая тележка. Десять минут!.. Для того, кто едва ли не каждый день выполняет команду «Казарма, сорок пять секунд — подъем!», десять минут — это сродни вечности.

Когда Осетр подошел с дверям в кают-компанию, толпа оголодавших пассажиров только-только начала втягиваться внутрь.

Попутчик помахал Осетру рукой с дальнего края кают-компании, но молодой человек сделал вид, что не заметил приглашающего жеста.

Стол, за которым он сидел в последний раз с Яной и мегерой Аней, был еще свободен — дамы задерживались. Правда, стоило Осетру сесть, как к нему приблизился некто патлатый и небритый в куртке без застежек:

— У вас свободно?

— Простите, занято! — отрезал Осетр. — Сейчас за этот стол сядут.

Патлатый немедленно убрался. Честно говоря, Осетр сказал бы такому «Занято», даже если бы не ждал Яну с мегерой. Не любил он подобных типов. У тех, у кого не причесаны волосы и не застегнута одежда, обычно и в мыслях бардак, а ни один «росомаха» бардака не терпит. На том стояла, стоит и будет стоять любая боеспособная армия. Правда, патлатый мог оказаться каким-нибудь художником, а у них бардак в волосах вовсе не тождествен бардаку в мыслях, наоборот…

Тут в кают-компании появилась Яна, и Осетр тут же забыл о патлатых художниках.

«Яна… — прошептал он мысленно. — Яна! Яночка!»

Удивительное дело, совсем немного времени прошло с момента их расставания, а сейчас Осетру казалось, будто минуло сто лет. Ладно, пусть не календарных, а световых, и пусть не сто… а сколько там?., но ведь минуло же!

Он встал, резко дернул головой в приветствии, отставил стул для мегеры (она взглянула на него гораздо благосклоннее, чем при знакомстве), потом для Яны.

— Вы очень любезны, офицер!

— А их, наверное, учат любезности, — сказала Яна.

Судя по тону, она была не в духе. Возможно, поспорила с нянькой, насколько приличной девушке допустимо опаздывать к завтраку после релаксационного дна. А может, ей уже наскучила компания нового знакомого. Кто их, этих великородных барышень, знает!