Сергей Кусков - Телохранитель ее величества: Страна чудес

— Я встречался с девочками. Они озвучили свой вердикт — не будут трогать меня, если я не буду задевать их, — начал я. — Видишь, проблема решается. Медленно, неспешно, но прогресс налицо. Потом их заберут в службу Железной Сеньоры, и им станет не до меня. А после тебя вернут. Старое как раз забудется и замылится, нужно будет перевернуть эту страницу и назначить мне новые испытания. Учитывая, что это вряд ли будет прогулка по Малой Гаване, им понадобишься ты, и они найдут предлог изменить свое решение. Времени на притирку к новому куратору просто нет, через год я должен быть готов к началу второй фазы.

— Второй фазы? — Она насмешливо хмыкнула. Вроде: «Ишь, куда загнул!»

— Да. Не знаю что это, но корпус — лишь первая фаза. Как только «мозговерт» останется позади, они начнут вторую.

Мои слова для Катарины новостью не стали, она им совершенно не удивилась. Из чего я сделал вывод, что знает она куда больше декларируемого.

— Что будет второй фазой, ты знаешь лучше меня, не хочу даже строить предположений, — закончил я.

Она сделала глубокий вздох, приводя себя в чувство. Встала. Обошла стол и неспешно принялась за прерванное занятие — собирание личных вещей. Оттаяла. Но ирония из нее так и лучилась, и, видно, она считала ее достаточно обоснованной.

— Хуан, твои логические построения поражают. Они великолепны, хорошо продуманны, если принять за константу один единственный маленький фактор.

— ???

— Что они истинны.

— То есть?

— Я говорю, — она снова усмехнулась, от нее разило насмешкой взрослой воспитательницы к малолетнему шалопаю, делающему «глобальные» выводы на ровном месте, — все эти построения сработают только в одном случае — если всё происходящее будет идти так, как ты сказал. Но проблема в том, что ты не учел некоторые факторы, которыми нельзя пренебречь. Твое противостояние не окончено, проблема не решена. Это не конец интриги.

Моя челюсть от изумления отвисла. Видя, что добилась цели, она вновь усмехнулась, на сей раз грустно.

— Вижу, подмывает спросить, что это за фактор?

— Думаю, ты удивилась бы, если б это было не так, — скривился я в ответ. — Ну так что, ткнешь, или заставишь гадать и мучиться, в качестве мести?

— Да какая тут месть! — вздохнула она и присела, сложив руки. Дело не в мести. Дело в том, что я больше ни на что не могу повлиять. А потом может быть поздно. Почему, малыш, ты сразу не пришел за советом? Без этих дурацких подстав с оружием? Неужели бы мы не нашли тебе игольник?

— Не к кому было идти! — фыркнул я. Пошли по второму кругу. Но ей было все равно.

— Тоска. Отчаяние. Безысходность. Ты не учел вот этот фактор, — кивнула она на коробки. Поднялась и продолжила, сгребая из ящиков стола какие-то бумаги и перекладывая их в небольшую картонную коробочку, специально для бумаг. — Те, кто остался — да, присядут на пятую точку. Им не дадут распоясаться. Но той, что не с ними, все равно. Она умеет рисковать, умеет не дорожить жизнью. При этом ее нечем купить, на нее нечем надавить — никаких рычагов влияния. И с нею невозможно договориться. У тебя нет того, что надо ей, а офицеры не пойдут на уступки, ибо раз вышвырнутым за проступок дорога назад закрыта. Что остается?

Катарина выжидающе замолчала, предоставляя мне развить мысль. Я ее понял, и меня прошиб холодный пот.

— А теперь, когда ее предали подруги, сказавшие при всех, что отказываются от мести…

По спине замаршеровали миллионы мурашек. Кажется, я даже побледнел.

— Ее охраняют, не переживай, — усмехнулась Катарина, прочтя мои мысли и немного разрядив атмосферу. — У нее ничего не получится. А лично мне кажется, что тебе на днях светит увольнительная — так будет проще. Но что будет потом…

Она озадаченно покачала головой.

— Меня даже радует, что я ухожу. Нет, честно, малыш, я рада. Где-то в глубине сознания. Сейчас ты проецируешь их «помощь» и на меня, как человека, сидящего в их лодке. А теперь я буду там, не с ними, и перед тобой останусь кристально чистой. Но мне не легче, поверь. — Она посмотрела на меня с такой теплотой и нежностью… Я даже закашлялся.

— Все, Хуан, иди. Мне надо собираться, и лучше это сделать без тебя. Я не знаю, что будет, информацией не владею — со мной последнее время никто не делился. Потому больше ничем не могу помочь. Иди. Еще увидимся.

— Да, увидимся… — прошептал я и на ватных ногах побрел куда глаза глядят.

Глаза глядели в собственную оранжерею. Требовалось обдумать очень много вещей, и фон у них всех был безрадостный.

Перед самым обедом меня вызвала Мишель, прервав цепочку моих мысленных построений о том, что делать дальше и за что хвататься.

— Хуан, жду в кабинете, срочно.

Голос взволнованный, и это слабо сказано. Я рассоединился и побрел к ее кабинету, чувствуя, что это не просто так. Лавина событий, которую я не учел, уже начала сход, более того почти достигла финишной точки. Но находясь в своем мирке, я благополучно проморгал саму возможность ее существования. Три дня. После памятного разговора с хранителями прошло три дня. Они собирались дважды — первый раз с моим участием, второй, в расширенном составе, на следующий день в обед, уже без меня. То есть, после окончательного принятия решения и до сего момента прошло двое суток. Двое суток тоски и боли от предательства, помноженные на отчаяние, которым веяло от Катарины, собирающейся уйти из корпуса, своего родного дома, на веки вечные. Mierda!

Действительно, что-то случилось. Мишель лаконично указала на место напротив себя сбоку, я сел. Лицо ее было бледным даже несмотря на оттенок кожи.

— Смотри.

Дала в руки завихренную в планшетку капсулу. Опустив глаза я вздрогнул — там была изображена Рыба… Идущая позади моей матери. Мать шла из супермаркета в соседнем квартале, где мы впервые познакомились с Маркизой, с сумками в руках, а Алессандра неспешно, словно прогуливалась, кралась за ней. Я провел рукой по управляющему контуру, перелистывая изображение. Так и есть, моя мать у подъезда. Рыба — в нескольких десятках метрах от него, делает вид, что идет мимо. Затем еще несколько снимков. На одном из них мама с доньей Татьяной, своей лучшей подругой, куда-то идут вместе, Рыба же вдали, совершенно незаметная, сливающаяся с толпой.

Фон изображений менялся с позднего утра до раннего вечера, сами картинки состояли из трех хронологических экспозиций, видимо, по числу выходов моей мамы из дома.

— Мне сказали, мою мать охраняют? — вырвалось у меня. Мишель кивнула.

— Да, конечно. С самого момента отчисления Алессандры. Даже раньше, но с того момента охрану усилили. С нею все в порядке.