Виктор Гутеев - Посеяв ветер

— Заходим, — скомандовал конвоир.

Первое, на что обратил внимание, переступив порог кабинета, его спартанская обстановка. Стол, два кресла и лёгкая занавесочка, прикрывшая занимающий полстены оконный проём. Спартанство говорило о высоком статусе хозяина. Побывавший за разными дверьми Алексей усвоил особенность республиканских чиновников. Чем ультрасовременней начинка рабочего места, тем проще оно выглядит. Это встречалось повсеместно и считалось здесь своего рода нормой.

С владельцем кабинета уже встречались. Время, прошедшее с того момента, наложило на Дэйсона свой отпечаток. Алексей с первого взгляда даже не понял, что именно изменилось в этом неулыбчивом, широкоплечем человеке, и, лишь всмотревшись в осунувшееся лицо, догадался, что, положившись на транквилизаторы, отдыху Дэйсон уделяет слишком мало внимания.

Отпустив конвоира, Дэйсон кивнул на свободное кресло.

— Начнём?

— Давай.

— Мы уже на «ты»? — Брови Дэйсона приподнялись, но в цепком холодном взгляде выцветших глаз Алексей не увидел и тени удивления.

— Насколько я помню, при прошлой встрече было именно так, или я ошибаюсь?

— Ошибаешься, — подтвердил Дэйсон, — в прошлую нашу встречу я хоть как-то, но мог тебе доверять. Сейчас этого нет, а на «ты» я только со своими.

Вопросы о собственном статусе отпали сами собой.

— Я не против, чтоб ко мне обращались на «вы», — ощетинился Алексей, — моё же тыканье, надеюсь, тебя не обидит.

— Как дела, какие думы? — пропустив мимо ушей язвительный тон, задал вопрос Дэйсон.

— Дела плачевны. Как, впрочем, и думы.

— Что так? — вскинул Дэйсон брови. — Помнится, ты мне про зверька рассказывал, который из ямки в ямку скачет и всё ему нипочём. Как ямка? Дно нащупал?

— Злой ты, Дэйсон.

— Я спрашиваю, ты отвечаешь, — проигнорировав слова Алексея, потребовал Дэйсон. — Я спрашиваю, что надумал?

— Всю неделю твоя банда роется в результатах сканирования моего мозга и остальной тысяче анализов. Тебе и без моих слов известно всё. Мои мысли, переживания, действия, — выставив ладонь, Алексей принялся загибать пальцы. — Ведь если понадобится, ты и первый сексуальный опыт к делу прицепишь. К чему вопросы?

Дэйсон молчал.

— Раз ты глуховат, — не дождавшись от Дэйсона ответа, сказал Алексей, — и с первого раза не понял, повторю ещё. Дела мои портят настроение, мысли на том же уровне.

— Начнём с того, что для досконального изучения твоей жизни мне придётся потратить половину собственной, поэтому таинство подростковых шалостей принадлежат исключительно тебе. Я изучил лишь моменты, имеющие к делу непосредственное отношение. С ответом согласен, дела твои действительно выглядят неважно. Но для тебя такими они стали после того, как мы продемонстрировали, как именно вы убрались с Вии. С того момента прошли дни, тебе дали время на размышления, и я не прочь их послушать.

— Думы приводят к печали. Конкретно к тому, что по факту я распоряжаюсь собственной судьбой лишь на мелком бытовом уровне. В мои мысли, взгляды, поступки, чувства нет постороннего вмешательства, себя я знаю. Я всё тот же идиот, которого угораздило влипнуть в ваши проблемы. Всё меняется, когда вокруг складываются глобальные ситуации, глобальные для меня, — поправился Алексей, — и опять же, даже в них я поступаю, исходя из собственных убеждений, но на этом уровне сталкиваюсь с чем-то, что не могу объяснить вот уже три года. Хотя, если смотреть правде в глаза, это что-то ни разу лично против меня не сработало. Можно сказать — наоборот.

— Да, — перебил Дэйсон, — это что-то периодически спасает тебе жизнь.

— Спасает, — кивнул Алексей, — спасло и на этот раз. Нонсенс, — развёл он руки, — каждое последующее вмешательство в мою судьбу имеет лично для меня всё более плачевные последствия. Если прошлые разы мне просто незаметно помогали, то сейчас это делается так явно, что даже мне перестаёт нравиться.

— Бедняга, — качнул головой Дэйсон. — Вот прям душа от жалости перевернулась.

Взвешенные, целенаправленные нападки Дэйсона начали раздражать, но вспомнив, кто перед ним, Алексей рассудил, что, по сути, напротив сидит враг, который пытается поймать его на любой самой незначительной мелочи. Стало смешно и немного грустно. Грустно — потому что уловки оппонента в очередной раз подчеркнули горькую истину: оказавшись в республике, он волей неведомых дирижёров стал чужим среди своих. Смешно же, потому что ухищрения Дэйсона обречены на провал по причине того, что Алексей на самом деле не понимал, что происходит, никогда никого не предавал и не собирался этого делать.

— Кроме того, — пропустив насмешку, продолжил Алексей, — втянувшие меня события почти всегда имеют последствия для республики. Взять ту же «память», где бы мы сейчас были без этих технологий?

— Думаю, в счастливом неведении, — холодно ответил Дэйсон, — в неведении относительно вахнов, относительно тебя, спровоцировавших войну псов и кошмара, с вами связанного.

— С нами связанного, — нажав на первое слово, повторил Алексей. — Ты настолько уверен, что я действую против людей?

— Факты этого не подтверждают, но и не опровергают, а пока это так, я вижу в тебе угрозу. Твои заслуги, награды для меня ровным счётом ничего не значат. Это тебе к тому, чтоб помнил своё место.

Съел и это. Алексей понял, чего добивается Дэйсон. Зная, что на эмоциях человек может необдуманно ляпнуть, он возможными способами старался выбить Алексея из равновесия.

— Я понимаю, что стал участником дикого действия, — мило улыбнувшись, заговорил Алексей, — и поверь, как только я узнаю, кто, как и почему втянул меня в ваш балаган, я поймаю сотворившего это ублюдка и буду с ним дьявольски изобретателен.

— Что можешь сказать о рядовом Тарине? — не увидев нужной реакции, сменил Дэйсон тему.

— В мой батальон попал на стадии формирования дивизии. Дерётся зло. До войны работал в сфере быта. Из личного дела больше ничего не помню, от себя могу добавить, что человек немногословный, надёжный, в горе-диверсанты включил его одним из первых. Ты лучше Пакшеса потряси, Тарин в его роте воюет.

— Воевал, — перебил Дэйсон.

Насторожившись, Алексей обратился в слух, но вставив слово, Дэйсон вновь замолчал.

— Почему воевал? — подыграл он Дэйсону.

— Потому что во время сканирования мозга из головы Тарина выплыла голубоватая субстанция, благополучно прошла сквозь экранированную стену и растворилась.

— Даже так, — огорошенно произнёс Алексей. — Что с телом?

— Обёртка, ни памяти, ни мыслей, ни сознания. Врачи говорят — разум на уровне новорождённого.