Мария Ермакова - Хозяйка

— Видите, доктор? И как же я теперь?… Как же мне?…

Рослый проангел казался потерянным, словно заблудившийся ребенок.

— Что-нибудь придумаем! — преувеличенно жизнерадостно ответила Татьяна. — Вы готовы прямо сейчас пройти обследование?

— Готов на что угодно! — воскликнул проангел. — Я не могу вернуться на Райю таким!

— С нашей последней и единственной встречи вы ни разу не были дома? — удивилась Татьяна.

На мгновение Мирелл замялся.

— Да как-то не получалось! — буркнул он, наконец, и она поняла, что как мог, он отдалял возможность возвращения на родину, не решаясь признаться себе, что проблема гораздо серьезнее, чем ему хотелось бы.

— Бим! — прикрикнула Татьяна Викторовна на расшалившегося пса, который припадал на передние лапы, просяще заглядывая проангелу в глаза — мол, давай, еще поиграем! — Веди себя прилично! А вы идите со мной.

Проангел лежал внутри Икринки, следя за Татьяной Викторовной без страха, но с любопытством.

— Желаете наблюдать за процессом или видеть прекрасные сны? — улыбнулась Татьяна, мысленно выставляя настройки программы диагностики.

— Можно выбрать? — уточнил Мирелл. — Сны?

Татьяна покачала головой.

— Могу только обещать, что они будут приятными. Содержание подбирает Э, исходя из необходимости корреляций вашего эмоционального фона.

— Пускай будут сны! — шевельнул крылом проангел. — Терпеть не могу ничегонеделание!

Татьяна Викторовна кивнула. Она прекрасно его понимала! Сама уже забыла, когда позволяла себе лениться. Визиты в смотровую под ее категорию ничегонеделания не попадали: смотреть на звезды было важным занятием в жизни каждого мыслящего существа!

Отслеживая параметры диагностики, она повторяла про себя анатомию и физиологию разумных гуманоидоподобных существ сектора Небо.

Проангелы обладали врожденной способностью к полету, но первые, пробные, взмахи крыльями, начинали делать только после того, как вставали на ноги. Впервые увидев проангелов во время визита с Лу-Таном на М-63, Татьяна удивилась их типу полета. В основном, они парили, держа крылья широко разведенными и используя в качестве инструмента маневрирования. Взмахи допускались редко — при подъеме, перемене высоты или вектора полета. Позже, изучив «детей Райи», Татьяна поняла, в чем заключался подлинный принцип полета. Да, если внешне проангелы еще были похожи на людей, то анатомия их весьма отличалась от человеческой.

Спустя несколько минут Мирелл заснул. Стены Икринки покрылись оранжевыми всполохами и потрескивали — камера сканировала пациента, сверяла состав тканей и жидкостей организма с контрольными матрицами. Татьяна предоставила Икринке разбираться во всем остальном, а сама занялась системой гравинейров — Второй, параллельной нервной, системой проангелов, отвечающей за способность к полету. В ней как раз и крылось основное отличие от человеческой расы (не считая, естественно, крыльев). Гравинейры пронизывали все тело детей Райи, включая крылья. Пучки гравинейров сходились в районе позвоночника, но стремились вовсе не к нему. Под ним, пролегая второй, скрытой хордой, находилась гравиорта, или, как назвала ее для себя Татьяна — columna gravitatis. Теперь-то она знала, что полет представлял собой истинную левитацию, ведь ясно было, что крылья, широкие плечи и мощные мышцы спины, которыми обладали проангелы, не могут удержать в воздухе тело, обладающее центрами тяжести, расположенными по человеческому типу.

Внутри гравинейров перемещались по всему организму некие клетки, бывшие латентными во время движения по земле, но активирующиеся при подъеме в воздух. Отвечал за Вторую систему участок первичной моторной коры мозга, которая осуществляла общее управление движением и находилась в лобной доле.

Закрыв глаза, Татьяна Викторовна отслеживала зоны глобальной активности гравинейров и пыталась понять, не проявляется ли где-то дисбаланс одного участка над другими, сканировала те структуры мозга, которые наравне с центрами движения и полета принимали участие в двигательной функции организма: базальные ганглии, мозжечок и другие.

Полностью сосредоточившись на процессе, она забыла о времени, о себе. Внутренний взгляд цеплялся за пучки гравинейров, отслеживал их путь от гравиорты до конечных периферических точек. На какой-то период она сама стала механизмом — холодным, анализирующим придатком Управляющего Разума. Пожалуй, сейчас в нем было больше эмоций, чем в ней самой. Эта привычка «ухода в себя» тянулась из прошлого. Не раз ловила Татьяна на себе удивленные взгляды своего учителя-нейрохируга, когда ассистировала ему во время сложнейших операций на «открытом» мозге. Хирурги всегда любили пошутить друг над другом. И даже после нескольких часов непрерывной работы раздавались над операционным полем ехидные голоса и рассказывались неприличные анекдоты, которые никто не назвал бы неостроумными. Татьяна Викторовна в таких разговорах никогда не участвовала. Лишь смотрела коротко еще более потемневшими глазами над белой полосой маски. Слух ее был ориентирован только на голос ведущего хирурга. Только ему она подчинялась беспрекословно, мгновенно, перехватывая зажимы, купируя сосуды, сшивая ткани. Светило отечественной нейрохирургии сначала весьма удивлялся такому «дикому» поведению ассистентки, а потом понял и принял. Он любил оперировать вместе с ней.

Когда Татьяна отошла от Икринки, по метрике станции наступил вечер. Она дала указание Э продержать проангела в блаженном сне еще полтора часа, а сама поспешила в покои Лу-Тана — дружеские объятия воды ей, уставшей до потемнения в глазах, были необходимы.

После того как она с головой погрузилась в воду, тамп, к ее удивлению, завис над поверхностью водоема, свесив ниточки-щупальца и болтая ими в воде, словно ребенок ножками. Татьяна резко вынырнула, пытаясь поймать шарик, чтобы макнуть в воду. Тот возмущенно запищал и стрелой взмыл вверх, но через какое-то время вернулся, двинулся вокруг того места под водой, где она затаилась. Они играли так около часа, а присоединившийся к ним Бим бегал по краю бортика и оглушительно лаял. В какой-то момент Татьяна Викторовна поймала себя на беззаботном и счастливом смехе, и растерянно умолкла. Впервые после ухода старого крелла, этот звук раздавался под сводами его покоев. Печаль мазнула по сердцу птичьим крылом — она до сих пор отчаянно скучала по звукам глуховатого голоса, его ворчанию и любознательным вопросам, наставительному тону и коротким смешкам.

Наскоро перекусив, она вернулась в операционную, разбудить Мирелла. Тамп остался в ее личном секторе дергать пса за уши и ловить разбегающихся по стенам лягушат.