Дарья Кузнецова - Абсолютное оружие

Рядом, полускрытый от меня какими-то устройствами, стоял ещё один мужчина, полная противоположность первого. Коротко стриженный, с ярко-белыми волосами, болезненно-бледной кожей, узким лицом. Взгляд непонятного цвета глаз был цепким и острым. Этот, второй, был даже выше первого, явно за два метра ростом, и одет в нечто куда более привычное глазу — удобный полуоблегающий светлый комбинезон. Верхняя половина лица была закрыта широкими прозрачными очками, явно имевшими защитное назначение.

Первый из мужчин, так же внимательно меня разглядывая, что-то сказал. Аналитический аппарат опять виновато сослался на недостаток информации. Не дождавшись ответа, красноволосый вновь предпринял попытку к диалогу.

— Не понимаю, — честно ответила я, качнув головой и пожав плечами. Почему-то окружавшая меня субстанция не посчитала эти движения предосудительными.

Красноволосый в явном удивлении вскинул брови, и обратился уже ко второму. Мужчины принялись что-то обсуждать. Поскольку ничего из их слов я не понимала, а аналитический аппарат скромно помалкивал, я занялась изучением окружающей меня среды.

Не знаю, как, но она очень точно распознавала подоплёку каждого жеста. Просто поболтать ногами, пошевелить руками, повернуться — пожалуйста. Но стоило начать дрейфовать к какой-то из стен или к потолку, и я вновь чувствовала себя мухой в янтаре, причём от скорости движения ничего не зависело. При этом я сумела спокойно протянуть руку и пощупать стенку своей странной тюрьмы, а попытка ударить по нему даже без участия разума, на программе, ни к чему не привела.

От экспериментов меня отвлекла установившаяся тишина. Оба мужчины с явным интересом наблюдали за моими манипуляциями. Увидев, что я заметила их внимание и замерла, красноволосый, не сводя с меня взгляда, вновь что-то сказал своему напарнику. Тот скептически поджал губы, что-то едва слышно процедил. Первый ответил недовольным оскалом — не улыбнулся, а именно в зверином жесте продемонстрировал совсем не человеческие острые зубы, — и подошёл вплотную к стенке, сосредоточенно глядя на меня.

Некоторое время мы поиграли в гляделки; не знаю, чего он хотел добиться. Потом красноволосый положил ладонь на стекло, и я сумела разглядеть ещё одну странность — пальцы его заканчивались даже на вид острыми чёрными когтями. Теперь понятно, почему было только семьдесят пятьпроцентов за его человеческое происхождение, а не девяносто с лишним.

С сомнением посмотрела на руку, потом на её обладателя. Красноглазый приглашающе двинул бровями и кивнул на собственную ладонь.

Уровень опасности — красный, уровень агрессии — зелёный, — отчитался передо мной о прогнозах псевдо-разум, а аналитический аппарат вновь скромно промолчал. Вот тебе и великое достижение кибернетики и биоинженерии! Это на Земле анализатор щёлкал любые задачи; а стоило столкнуться с чем-то действительно непонятным, и толку от него ноль.

Хм. Раз агрессии в мой адрес нет, а уровень опасности говорит о потенциальной величине… Да и чем мне может грозить прикосновение к стенке ставшего моей тюрьмой сосуда? Может, красноволосый так пытается продемонстрировать своё дружелюбие? Или спросить меня о готовности к сотрудничеству?

Осторожно, неуверенно я протянула руку, прижав её напротив ладони мужчины; отличие в размерах оказалось раза в два в его пользу.

Задумчиво нахмурившись, красноволосый отрывисто что-то сказал своему бледному товарищу, не сводя взгляда со своей ладони. Тот лишь безразлично пожал плечами и отмахнулся короткой недовольной фразой. Первый вновь повторил свои слова, и в них отчётливо прозвучало властное раздражение. Судя по всему, этот красный здесь главный, а белый — что-то вроде обслуживающего персонала.

Белый разразился длинной монотонной тирадой, опустившись на корточки и что-то там ковыряя. А потом я вздрогнула от неожиданности — ладонь красного медленно погрузилась прямо в стекло и соприкоснулась с моей собственной рукой. Нервы будто окатило кипятком от чувства опасности, я дёрнулась, пытаясь отнять руку; но гелеобразная субстанция плотно стиснула меня, не давая шевельнуться. Голову в точке между бровей пронзило такой болью, что не помогли никакие фильтры и блокаторы, компьютер впервые на моей памяти просто отключился, и я почувствовала себя невыразимо одинокой и беззащитной перед этой выворачивающей голову наизнанку болью.

Наконец, когда в глазах совсем потемнело, и я почти потеряла сознание, пытка прекратилась.

Красноволосый с раздражённым шипением отдёрнул руку и принялся растирать ладонями лоб и виски.

— А я предупреждал, — злорадно припечатал его белый, и мозг мой, по ощущениям размазанный по стенкам черепа, не сразу сообразил, что понимаетего слова. — Можно было ещё с разбега головой об стену удариться. Или меня попросить, я бы с радостью проломил тебе висок.

— Рискни здоровьем, — вновь оскалился красный, с видимым усилием фокусируя взгляд на мне. — Зато получилось. Она нас понимает.

— Ты так уверен, что ей осталось, чем это делать? — в одном этом движении брови было столько скепсиса и высокомерной снисходительности, что я даже удивилась — он, кажется, откровенно нарывался на скандал с красноволосым, а тот почему-то это терпел. И ведь явно не из опасения; очнувшийся анализатор сообщил, что опасность первого зашкаливает за красную зону, а вот второй едва дотягивал до оранжевого уровня.

Тот, что в форме, пристально глядя на меня, очень многообещающе, с каким-то нехорошим предвкушением сыто улыбнулся.

— Я был очень нежен, — невозмутимо ответил он, и под его тяжёлым взглядом мне стало очень неуютно. В голове зрела твёрдая уверенность, что емуэтот странный контакт дал что-то, кроме боли. — Хочешь, на тебе продемонстрирую?

— Избавьте меня Предки от твоей нежности, — скривился белый. — А кроме достижения вербального взаимопонимания ты чего-нибудь добился?

— Вполне. Я снял блокаду, можешь продолжать свои опыты. А меня зовут, там уже аномалия схлопнулась, пора головастиков подобрать и идти в порт. У нас ремонта на двадцать нормосуток, и это если главный калибр будет чем заменить.

— А…

— Потом, — отмахнулся красноволосый и быстро вышел. Белый медленно, очень задумчиво качнул головой, внимательно посмотрел на меня.

— Ну, что ж. Продолжим, — сам себе сообщил он, приближаясь к моей капсуле.

Объектом опытов, судя по всему, должна была стать я. Фантазия и память подсказывали множество крайне неприятных вариантов дальнейшего развития событий; однако всё оказалось иначе.

Я просто провалилась в сон. Может быть, про меня забыли; а, может, за облепившими мою камеру приборами я просто никого не замечала. Компьютер, всю мою жизнь функционировавший идеально, сейчас начал вести себя очень странно. Похоже, сбой повредил что-то в хрупкой структуре биологического конструкта. Псевдо-личность просто стёрлась, как будто её никогда не было, а аналитический аппарат нёс полную ерунду. Когда я просыпалась, он утверждал, что спала я не больше секунды. Слова чужого языка он тоже не воспринимал, только если я передавала напрямую. Проанализировать, как получилось, что я теперь могу понимать чужую речь, опять же не удалось: анализатор настаивал, что это невозможно.