Владимир Васильев - Смерть или Слава

Фломастер вышел поднимать своих канониров.

– И охрану можешь припахать – посоветовал вдогонку Зислис.

– Их припашешь, – пробурчал Фломастер. Но двинулся сначала к лифтам, а значит – ко входам в транспортники, где дежурила бывшая охрана директората.

– Знаете, – сказала вдруг Юлька. – А я совсем не волнуюсь. Привыкла, что ли? Или разучилась за последний месяц?

Офицерство зашумело, комментируя, соглашаясь и возражая; а я подумал, что тоже не испытываю перед аудиенцией с галактами особого трепета. Впрочем, когда жжешь пачками их корабли можно позволить себе некоторую расслабленность.

Вот только бы не разубедить чужих, что мы в любой момент можем жечь их пачками. Даже сейчас.

Троица кораблей, похожая в фас на гантелю, приближалась.

– Тебе витаминчиков дать? – спросила Юлька.

– Чего это ты обо мне так заботишься? – поинтересовался я подозрительно. – С Риггельдом поругалась, что ли?

– Да ну тебя, – Юлька отмахнулась. – Спит Риггельд. Без задних ног. И без передних тоже. Бутербродов нажрался и упал прямо в рубке, между шкафами. И правильно, по-моему, это мы тут трясемся, зубами стучим…

– Кто стучит, – заметил Зислис, – а кто и нет. Кстати, витаминчиков я бы тоже проглотил. Глаза слипаются.

«Еще бы, – подумал я. – По внутреннему сейчас глубокая ночь… А поволновались мы накануне изрядно. Хорошо, что я подремать хоть пару часов успел. Но витаминчиков принять и мне не повредит.»

«Витаминчиками» мы назвали стимулирующие таблетки. Порой во времена старательства по двое суток сидели в шахтах на чистом нейродопинге, и ничего…

Выносливый все-таки народ старатели. Даже бывшие старатели. Бывшие старатели и бывшие звездолетчики.

Вслед за Фломастером ушла Яна. Смагин остался.

Минут через тридцать-тридцать пять Фломастер снова заглянул в рубку.

– Кэп? Столы на месте, и кресла тоже. Хлам мы с площадки вынесли, Янка там каких-то тряпок на стенах поразвесила. Говорит, для солидности.

– Пошли, – вздохнул я и встал. Потом подумал, что надо бы провести какой-нибудь беглый инструктаж. Все таки переговоры с галактами, исторический момент, то-се…

Я мысленно фыркнул и дал себе подзатыльник. Тоже мысленно.

Дипломат, е-мое. Уинстон Черчилль. Шадор Сайвали. Николай Шабейко, е-мое… Проще будь, дядя Рома.

– Значит, так. За стол садимся вшестером, старшие и я. Остальным лучше не маячить. В каждой рубке оставить дежурного… На всякий случай, пусть это и бессмысленно. Плюс одного на посылки, вдруг чего еще в бинокли разглядят. Оружие при себе иметь. Клювом не щелкать. Буде возникнут гениальные мысли, прошу сначала посоветоваться со мной. На чужих глядеть мирно, хрен знает, что у них на уме. И… не оставь нас удача.

Старшие офицеры быстренько разбежались по своим рубкам на предмет назначения дежурных. Я спустился в нижний холл; трое высоких и плечистых охранников со здоровенными прикладными «Байкалами» стволами на локтевых сгибах пристроились у меня за спиной. По-моему, они тоже решили не ударить в грязь лицом перед зелененькими и выделили мне самых бравых парней из бывшей полиции директората.

До шахты нулевого шлюза топать было минут десять, и я прошел эти минуты в полном молчании. Следом пружинисто вышагивали парни с «Байкалами», чуть поодаль – человек двадцать любопытствующих.

В шахту спустились только мы.

Спуск тоже занял минут десять. Нулевой шлюз – огромная полость под головными рубками – был пуст, как рудный капонир старателя после визита в факторию. Сюда можно было без хлопот загнать весь флот Волги, Офелии и Пояса Ванадия, и смотрелся бы он вроде горошины в багажнике вездехода «Урал». Уж и не знаю, кого сюда рассчитывал принимать корабль-фагоцит.

Верхний отсек-предбанник был ненамного меньше шлюза. В каждом из четырех верхних его углов крепились небольшие площадки (метров двадцать на метров тридцать примерно), огороженные ажурными решетчатыми перильцами. К каждой площадке примыкала причальная тяга, к которой с легкостью можно было пристыковать мой «Саргасс» или юлькин «бумеранг». Насколько я понял, корабельная гравитация действовала только на площадках, в предбаннике же царила невесомость. И я готов поспорить на что угодно, что искусственная гравитация причаливших кораблей совершенно не ощущается в пределах площадок.

Сейчас на одной из площадок, самой ближней к головным рубкам, стоял круглый стол из отдыхаловки и десяток кресел вокруг него. Еще два стола поменьше поставили в стороне, ближе к стене предбанника. Стены и перильца были наспех, но очень даже мило задрапированы цветными полотнищами – кажется, древними земными флагами. Боже мой, где Янка их откопала? Это же не людской корабль! Сама Янка, подбоченясь, прохаживалась вокруг стола и критически разглядывала результаты своей работы. Освещение над площадкой было включено на полную, видимо – вручную; я подумал, что если зелененькие привычны к свету иного спектра – тем хуже для них.

– Ну как, кэп? – спросила она с некоторой ревностью.

– Ты чудо, Янка, – пробормотал я. – Что бы я без тебя делал? Иди сюда, чмокну в нос…

Янка укоризненно покачала головой:

– И этот человек сейчас будет решать судьбу целой расы!

– С чего это ты взяла, что целой расы? – насторожился я.

Янка поглядела на меня, словно на слабоумного.

– Рома… Ты что, недоспал? Чужие будут от нас просить позволения приобщиться к техническим секретам корабля. Надеюсь ты понимаешь, что они это получат только в обмен на равноправное принятие Земли в союз пяти рас? Все равно долго мы на этой коварной посудине не задержимся… Так хоть свободу себе выторговать!

Я поморщился. В общем, она, конечно права. Но только станут ли чужие соблюдать соглашения, когда поймут – ЧТО есть этот корабль? Что это всего-навсего совершенный паразит?

А, впрочем, есть ли иной выход? Ты снова пришел ко все тому же выбору, Рома Савельев. Ты можешь бестолково умереть в чреве фагоцита, и имя твое не вспомнит никто во всей вселенной. А можешь стать первым человеком, с которым будет считаться могучий межзвездный союз. Можешь купить равноправие Земле и земным колониям. Можешь взбудоражить то болото, в которое превратилось человечество за последние триста лет… И если этот в общем-то маловероятный шанс все же выпадет тебе, Рома Савельев, тебя будут помнить… ну, скажем так: еще некоторое время.

Смерть или слава. Заведомая смерть… или маленький шанс.

Как всегда. Как обычно.

Умным все-таки человеком был мой отец! Хотя, подозреваю: все, что он мне говорил, он и сам услышал от деда.

Впрочем, так ли это важно – знать, кому первому пришлось выбирать между смертью и славой? Мне кажется, что даже волосатый пращур, обладатель мощных надбровных дуг и тяжеленной дубины, когда вставал на пороге родной пещеры, а вокруг улюлюкали враги – даже он не слишком задумывался о собственной смерти. Потому что верил: его ждет слава. И благодарность спасенного племени.