Слово и Чистота: Излом (СИ) - Зайцев Александр А.

Шаг вперёд.

Шаг вперёд, и дверь сама закрывается за моей спиной.

Я стою на свежей, пахнущей весной, зелёной, словно на картинке из воспоминаний детства, траве. Передо мной небольшая поляна, которую окружает размытый, призрачный, словно нарисованные детской рукой декорации, лес. В центре этой невероятной в подобном месте полянки растёт невысокая, но раскидистая и пышная плакучая ива, чьи широкие покрытые свежими листьями ветви склоняются почти до земли. По всей поляне бегают, носятся, играют различные звери. Здесь есть как домашние кошки, так и совершенно дикие животные. На моих глазах молодой лосёнок потёрся о бок льва, и тот не перекусил ему шею, а только облизал тому морду.

В этом месте нет насилия и страха.

Откуда я это знаю?

Опускаюсь на колени, провожу ладонью по удивительно мягкой и свежей траве.

Я здесь был. На этой поляне. Катался в этой травке. Бегал за этим львом, кусая его за хвост. Это место мне ощущается каким-то очень родным. А сидящая под плакучей ивой маленькая девочка лет восьми или девяти кажется мне более чем знакомой. Я точно её знаю, но не помню совсем.

Именно эта девочка, одетая в пышное светло-голубое летнее платьице, поёт ту песню, которая меня привела сюда. Напевает и гладит лежащего у неё на коленях маленького лисёнка.

Ко мне подошёл молодой оленёнок и толкнул носом в бок, приглашая поиграть. В его не по звериному умных глазах явственно читается узнавание. Погладив его между совсем ещё небольших рогов, я отрицательно мотаю головой.

— Сейчас немного не время для игр. — Говорю я, словно оленёнок может меня понять.

И он меня понимает, склоняет голову и отходит в сторону.

Чем ближе я подхожу к иве, тем отчётливее понимаю, что лежащий на коленях девочки лисёнок тяжело болен. Его глаза полны гноя, шерсть выпадает клочьями, а на боку видны незаживающие кровавые язвы. Девочка с кудрявыми светлыми, как самые чистые облака, волосами поднимает на меня взгляд.

— Ты вернулся, старый лис, я ждала.

Лис?

Да. Едва она эта сказала, как я на меня каскадом сыпятся воспоминания, образы. Как я бегаю по этой поляне, играю с другими животными, позволяю себя гладить этой девочке. В этих воспоминаниях я не человек, а лис.

Надо поздороваться, что-то сказать местной хозяйке, но вместо этого, поддавшись порыву, я обнажаю Чистоту. Очень аккуратно, стараясь не повредить ничего, кладу вакидзаси между больных лап маленького лисёнка. Чёрно-бурый зверёк тяжело вздыхает, прижимает клинок к своей груди, и белоснежный неуничтожимый до этого момента меч тает, растворяется, втягиваясь в тело лиса. И чем меньше остаётся от Чистоты, тем здоровее выглядит лисёнок. А когда клинок растворяется до конца, то лис уже полностью здоров, его язвы затянулись, гной исчез, а шерсть больше не выпадает клоками. Потянувшись, лисёнок сладко зевнул, закрыл глаза и уснул.

Две части некогда разобщённой души вновь объединились, и я чувствую, что это правильно.

— Ты меня совсем не помнишь? — Лёгким движением девочка положила спящего лисёнка к своим ногам и внимательно посмотрела на меня.

— Нет. Смутно. Почти ничего. — Сбивчиво отвечаю я.

— Не переживай, это нормально. — От её улыбки расцветают цветы, а на душе становится тепло. — Ты вернулся, и это самое главное.

— Вернулся? — Уточняю я.

— Ты и этого не помнишь… — Тряхнув кудряшками, наигранно по-взрослому вздохнула местная хозяйка.

— Что это за место? — Спрашиваю я.

— Моё убежище. Моя добровольная тюрьма. Место между Пластами Бытия. Место, которого не должно было быть. — Пожимает она плечами. — И по случаю поляна посреди Ничто, на которой собираются потерянные души.

— Потерянные? Души?

— Да, те, кто заблудился в посмертии. — Совершенно спокойно отвечает мне ребёнок. — Такие, как они. — Её ладонь указывает на играющих на поляне зверей. — Такие, как ты. Такие, как Изао. — Договорив, она погладила чёрно-бурого лисёнка у своих ног.

— А я умер и заблудился?

— Нет! — Смеётся девочка, и от этого смеха все тревоги исчезают. — Не сейчас, я о твоём прошлом разе.

— И ты тоже заблудилась? — Спрашиваю я.

— Я?!! — Удивляется она.

Удивляется и, смотря мне в глаза, позволяет увидеть.

Передо мной по-прежнему сидит всё та же маленькая девочка, только теперь я вижу, какие энергии ей подвластны. За её спиной растут призрачные крылья. Те крылья, что охватывают всю поляну, те крылья, что и есть вся эта поляна!

— Ты ангел? — Выдыхаю я, закрывая глаза, так как не в силах долго смотреть на этот неземной свет.

— Обычная девочка, — и поясняет, — девочка, которая родилась с душой ангела. Которая родилась не там, где надо. Не в том мире. Девочка-ошибка. — Её тяжелый вздох нагоняет тучи, и на поляне становится темно, — Девочка Серафима, из-за которой всё и началось…

— Всё началось?

— Во мне душа ангела Красок. — Словно это всё объясняет, сказала она.

— Красок? — Не понимая, переспрашиваю.

— Чьё предназначение приносить в мир краски! — Немного повысив голос, сказала она, после чего, надув губы, продолжила, — Раскрашивать серые унылые миры! Вдыхать в затухающие миры второе дыхание. — Она гордо выпрямилась — Вот моё предназначение!

— Да?

— Да! — И тут её плечи опустились. — Только я по ошибке родилась не там…

— Не там?

— Мир Изао, он… — Она словно искала подходящие слова в своём детском словарном запасе. — Он и так полон красок! Настолько, что…

Девочка-ангел растерянно оглянулась и протянула ладонь к моему лбу.

— Можно? — Спросила она.

— Да.

Её прикосновение вызывает лёгкое головокружение, но оно быстро проходит. Серафима сидит не двигаясь почти минуту, словно усваивая что-то новое, после чего начинает говорить:

— Миры разные, но большинство из них сбалансированы в своей энергии, они вырабатывают столько же, сколько и потребляют. Есть серые миры, те, в которых энергии мало, такие миры затухают, медленно умирая. Именно приносить в подобные миры Краски и есть моё предназначение. Но иногда, очень редко, попадаются миры-генераторы. Те, в которых энергии слишком много. Такие миры — редкость, они жемчужина вселенной. Мир Изао как раз из таких. И те Феномены, которые в нём периодически происходят, такие как появление сенсов, оборотней или подъём со дна океана целого континента, которого не должно было быть… Всё это и есть проявление избытка энергии. Попытка мира скинуть эту избыточность, чтобы не взорваться, подобно самой большой бомбе. — Её взгляд тускнеет. — И вот в подобном мире родилась я. Сперва я не понимала, что со мной что-то не так. Да, в моих руках могла загореться любая вещь. А в дом моей тёти, в котором я жила, часто били молнии, при этом не нанося никакого вреда. Тётя считала, что во мне растёт сильный сенс и планировала даже отдать меня на обучение, когда я подрасту. Так думала и я, пока несколько месяцев назад к моему дому не подошли три старца. И души этих старцев буквально пылали от сдерживаемой силы. Они пришли поприветствовать меня, воплотившегося ангела. Но увидев их, я поняла… Поняла, что убиваю этот мир. Своим присутствием убиваю, так как добавляю Красок там, где их и так слишком много. Мне было видение, как весь мир сгорает в духовном огне. Сгорает, потому что моё рождение было ошибкой. И увидев это, я испугалась. Испугалась настолько, что рванула прочь… Подальше от этого мира. Как можно дальше, чтобы не допустить Конца Света! — Она обвела рукой всё вокруг. — Так получилось это место. Я ещё слишком мала, и моих сил не хватило на большее. Я не вырвалась, а зависла между Пластами Бытия. Я могу вернуться. — Её ладонь указывает на дверь, в которую я зашёл. — Но стоит моей ступне коснутся поверхности мира, как тот тут же сгорит. Но и находиться здесь вечно я не могу, потому как… — Она замолкает, а её взгляд упирается в мою шпагу.

— Прорывы… — Выдыхаю я. — Это из-за тебя начались Прорывы!

— Не совсем. — Отмахивается Серафима. — Мир и так стоял на грани нового Феномена и изменения. Моё рождение и моя попытка бегства с образованием этого места только немного подтолкнули сроки. — Она пожимает плечами. — На год, может на два. Прорывы — это даже хорошо! — По детски непробиваемо и уверенно произносит Серафима. — Они окончательно решают проблему избытка энергий, позволяя миру скидывать этот избыток в другие Планы Бытия!