Татьяна Корсакова - Девушка с серебряной кровью

– Богу или Желтоглазому?

– А это, Федор, зависит от того, в кого ты станешь верить. Я лишь от одного хочу тебя предостеречь. Не вини себя и не позволяй злобе взять верх. Ты не сам себе такую судьбу выбрал, она тебя выбрала.

Он не злился. Как можно злиться на то, чего не понимаешь! А силы и в самом деле возвращались очень быстро. Давно Федор не чувствовал себя таким живым. И голодным.

– Есть хочешь? – спросил Аким Петрович.

– Есть хоть что-нибудь, чего бы вы про меня не знали?

– Многого не знаю, но времени у нас с тобой теперь достаточно. Еще познакомимся. Айви, там с завтрака еще что-нибудь осталось?

Айви бросила быстрый взгляд на Федора, кивнула и побежала к дому.

Федор разом съел все, что на стол было выставлено. Косился виновато на Айви, но остановиться никак не мог. Даже когда он блуждал по лесу, кажется, не испытывал такого звериного голода. Любопытно, это навсегда?

– Несколько дней будешь только о брюхе своем ненасытном думать, – усмехнулся Аким Петрович, – а потом все утрясется, станешь почти нормальным.

– Почти? – Федор перестал жевать, поглядел с опаской.

– Рога и хвост у тебя не вырастут, на этот счет можешь не волноваться. Но что-то в тебе точно изменится, может, сразу, а может, спустя годы. Слишком много времени ты провел на дне, с ним.

– С Желтоглазым?

– Да. Даром такое не проходит, след все равно остается. И не спрашивай какой. Это уже время покажет. Пока ешь, а потом, если сил хватит, пойдешь со мной, остров тебе покажу. Что ж без толку бока отлеживать?

Федор кивнул, сунул в рот последний кусок хлеба, смел на ладонь рассыпанные на столе крошки, тоже проглотил.

– Я готов, – сказал решительно.

– Ну, раз готов, тогда пойдем. – Аким Петрович встал из-за стола, велел Айви: – А ты дождись Евдокию, ей твоя помощь понадобится, еды теперь придется готовить на десятерых.

– Я все отработаю. – Федору вдруг стало очень неловко.

– Отработаешь, можешь не сомневаться. Без платы он никого не отпускает. – Аким Петрович хотел еще что-то сказать, но в последний момент передумал.

Снаружи уже пекло солнце, раскаляло и землю, и воздух. Захотелось пить. Наесться про запас не получилось, может, хоть напиться удастся.

Старик ждал его у колодца, как знал, куда гость направится. А ведь мог и знать. Чему ж тут удивляться?

– Пей. – Он кивнул на стоящее на лавке полное ведро. – Температура тела у тебя теперь другая, выше, чем у обычных людей. Привыкнешь, просто первое время придется много пить. Вот этой колодезной воды.

– Колодец на этом острове тоже особенный?

– На этом острове все особенное: и колодцы, и люди. Пей!

Федор и выпил. Кажется, сразу четверть ведра, а остальное вылил себе на голову. Про жар старик не обманул, был жар.

– Теперь пойдем. Остров большой, а нам с тобой нужно до обеда управиться.

– Почему?

– Чтобы ты меня не загрыз с голодухи.

– Зря вы так, Аким Петрович, – Федору вдруг стало обидно. – Я ведь все-таки человек, а не волколак, с голодом как-нибудь справлюсь.

– А ты, парень, про себя все знаешь? В душу свою заглянул? До самого донца нырнул?

До самого донца он точно нырнул. Вот только то ли это было донце? Поэтому Федор отвечать не стал, лишь молча пожал плечами. А старику и не нужны были ответы, он уже шагал прочь от колодца, и Федору не осталось ничего другого, как пойти следом.

Большая часть острова оказалась покрыта лесом. Высокие сосны выглядели такими же древними, как и черные валуны, которых на острове было великое множество. Аким Петрович не обманул: чтобы обойти остров, им понадобилось много времени. Он оказался еще больше, чем виделся с берега и со дна Нижнего мира. На нем с легкостью разместилась бы большая деревня, и еще хватило бы места на пашню и пастбище. Если, конечно, кому-нибудь вздумалось бы распахивать эти неприветливые каменистые склоны. Берега у острова были обрывистые и неприступные. Причалить, не опасаясь разбиться о камни, получалось лишь с той стороны, там, где стоял дом. В одном месте гигантский плоский валун нависал прямо над водой, и от открывающегося с него вида захватывало дух. Впрочем, к восторгу примешивалась изрядная доля страха. Слишком много ветра, слишком много неба над головой, слишком много темной воды под ногами.

Аким Петрович стоял на валуне без страха, опершись обеими руками на посох. Ветер трепал его седые волосы, а взгляд сделался задумчиво-мечтательным, и Федору на мгновение почудилось, что перед ним не старик, а молодой парень, такой, как он сам. Наваждение прошло, как только Аким Петрович обернулся. Теперь во взгляде черных глаз поблескивала насмешка.

– Боишься?

Он боялся, но из мальчишеского упрямства мотнул головой и даже сделал шаг к краю.

– Вот и правильно. Тот, кому суждено быть повешенным, не утонет.

– Умеете вы ободрить. – Налетевший порыв ветра едва не сбил Федора с ног, и он отступил, не рискнув бросить вызов озеру.

– Я не сказал, что тебя повесят, парень. – Старик усмехнулся. – Я говорю, что тонуть тебе больше не доведется. Даже если мертвецки пьяным упадешь в воду, озеро тебя не примет, вынесет на берег. Живым.

– Откуда вам знать?

Прежде чем ответить, старик смерил гостя внимательным, с прищуром, взглядом.

– Я падал, – сказал он наконец. – И трезвый, и пьяный, и в шторм. Таким, как мы, все едино.

– Зачем? – Была в словах старика какая-то особенная горечь, веяло от них обреченностью. – Зачем падать?

– Для последнего шага у каждого своя причина. Не нужно тебе знать. Да и давно это было. Глупость и мальчишество. Айви очень любит сюда приходить.

Вот сейчас Федору стало страшно по-настоящему, до январской поземки по позвоночнику. Стоило только представить Айви на валуне, и сердце трусливо замирало.

– Она была еще очень маленькой, когда он позвал. – Аким Петрович на Федора не смотрел, думал о чем-то своем. – Десять лет, совсем ребенок. А он позвал… – На смуглой руке вздулись вены, и браслет впился в кожу. – Вот на этот самый валун. Я не успел. Искал на острове, не подумал, что она может быть здесь. А когда прибежал, оказалось уже поздно. Она прямо на моих глазах прыгнула в воду. – Он замолчал, в бессилии разжал кулак. – Я тоже прыгнул. Нырял, искал. Не нашел… А через день волны вынесли ее на берег. Живую, но онемевшую. Она ничего не помнит из того, что с ней случилось, где она была, и я хочу верить, что так оно и есть. Потому что не может у маленькой девочки ни с того ни с сего появиться седина.

Аким Петрович говорил, а Федор слушал и понимал его боль. То же самое он чувствовал, когда увидел Айви, не выходящую, а выползающую из норы Желтоглазого. Это были боль и бессилие, помноженное на ощущение собственного ничтожества. У маленькой ласточки хватило сил войти в пещеру, а у него – нет.

– Она одна у меня осталась. – Теперь старик смотрел Федору прямо в глаза. – И за нее я загрызу любого, в клочья порву, если узнаю… – Он замолчал и отвернулся.

– Я тоже, – сказал Федор ему в спину, и спина эта дрогнула, прямые плечи ссутулились, словно от неподъемной ноши.

– Не стоит давать невыполнимых обещаний, – сказал Аким Петрович, не оборачиваясь. – Молодость многое прощает, но коль дал слово…

– Я своему слову хозяин. И слово «честь» для меня не пустой звук.

– Кровь дворянская заговорила? – Аким Петрович медленно спускался вниз по каменистому склону. Федор шагал следом. Что было ответить на этот похожий на оскорбление вопрос? – Забудь, парень! Здесь, – он вогнал посох глубоко в землю, – ценится кровь красная, а не голубая. Отныне ты и не дворянин, и не каторжник. Ты Федор Леднев. Нет у тебя отныне прошлого.

– А будущее? – спросил он.

– А до будущего еще попробуй доживи. Все, возвращаемся! Остров я тебе показал, самое важное рассказал. Остальное потерпит.

Запах готовящейся еды Федор учуял, кажется, за целую версту. И как только учуял, думать мог только об одном. Аким Петрович и тут оказался прав. Пока они осматривали остров, явилась Евдокия. Она стояла на крыльце, скрестив на груди тощие руки, и настороженно наблюдала за их приближением. Из дома вышла Айви с кувшином в руках, заулыбалась радостно, протянула кувшин сначала деду, потом Федору. Сделав первый глоток, он понял, как сильно хочет пить. Почти так же сильно, как есть.

Он осушил кувшин до дна, вернул Айви, стер со лба пот. Снова захотелось опрокинуть на себя ведро воды, но каково будет мокрым садиться за стол? Евдокия и без того косится неодобрительно.

– Вчера заходила Лещиниха, – сказала она Акиму Петровичу. – Я все сделала, как вы велели, рассказала про племянника. У Лещинихи язык без костей, сегодня весь город будет знать.

– Хорошо, – похвалил Аким Петрович. – Зайди к Прохору, скажи, что я его звал. Пусть приплывет завтра вечером.

– Забоится. – Евдокия с сомнением покачала головой. – В городе говорят, озеро снова неспокойное.

– Не забоится. Скажи, я хорошо заплачу. За монету Прохор и в Нижний мир спустится.