Ольга Романовская - Лед и пламень

– Вас воспитывали дворяне?

Вопрос застал врасплох. Кивнула, не понимая, куда клонит герцог.

– Тогда у лангов приняты иные правила этикета, чем у нас.

– О чем вы?

Надо бы обернуться: слово сейчас возьмет король, но нельзя, пока герцог не позволит, а то сочтет оскорблением разговор с затылком.

– Об ужине. Вы не обосновали отказ. Так не делается, миледи, это… м-м-м… почти что вызов. Очень и очень нехорошо: оскорбить меня, супругу, наш род.

Я сглотнула и побледнела. Кровь молоточками застучала в висках. Никогда не падала в обморок, но, кажется, сейчас потеряю сознание. По телу пробежала дрожь.

Я смотрела в спокойные зеленые глаза, изучавшие мое лицо, и гадала, какое же последует наказание. К пытке взглядом присоединилась Валерия. Оказавшись между двух огней, я сняла и скомкала митенки. Пальцам стало жарко, а тончайшее кружево будто давило.

– Но вам можно, – неожиданно улыбнулся Родриго, теперь уже и глазами.

Я с облегчением выдохнула и не сдержала легкого: «Ох!» Значит, герцог не сердится.

– На будущее, миледи, – Родриго отобрал митенки, которые я непременно бы разорвала от волнения, расправил и, перегнувшись, положил мне на колени, – есть приглашения, от которых нельзя отказаться. Либо нужны очень веские причины. Вы ведь придете, правда?

Склонив голову набок, по-прежнему чуть улыбаясь, он заглянул в глаза. Мне ничего не оставалось, как кивнуть.

– Тише! – шикнула Валерия. – Король!

Поспешно натянув митенки, я пару раз нервно оглянулась на герцога. Тот, казалось, потерял ко мне всякий интерес, подался вперед, облокотившись на спинку кресла, и весь обратился в слух. Я последовала примеру Родриго.

Его величество вновь предстал перед собравшимися в парадном костюме, теперь в темно-синем с золотой вышивкой. Рука сжимала жезл. Не скипетр, а именно магический жезл, который легко превращался в посох, совмещавший в себе два вида оружия.

Я отыскала глазами королеву и Соланжа. Первая в элегантном серебристом платье, облегавшем тело, будто перчатка, восседала в кресле рядом с супругом. К запястью крепился петлей край усыпанного бриллиантами шлейфа. Воистину, непозволительная роскошь! Зато верх платья скромен – обычный глухой лиф. Соланж переместился к столу президиума и занял крайнее кресло. Оно отличалось от прочих черным цветом и высокой спинкой.

Король поднял руку, и гомон в зале стих. Монарх медленно оглядел собравшихся и, неожиданно остановив взгляд на ложе Терских, кивнул. У меня екнуло сердце, но потом я сообразила: король приветствовал герцогскую чету.

Его величество всем корпусом развернулся к Филиппу и сухо поздоровался. Брюнет ответил глубоким поклоном. Он стоял перед трибуной для обвиняемых. Приглядевшись, я поняла, что Филипп привязан: от ошейника к кольцу у основания тумбы тянулась толстая серебряная цепочка. Руки тоже связаны, причем хитро, до самого локтя, невозможно высвободиться. По случаю суда брюнета гладко выбрили, причесали и переодели.

Суд начался не так, как должен был. Чего только стоит приветствие преступника! Дальше, впрочем, события пошли своим чередом. Король произнес вступительную речь. Он ввел присутствующих в курс дела и выразил надежду на справедливость и разумность судей. После чего занял свое место и лишь наблюдал за процессом.

Усиленная магией речь долетала до самых дальних уголков зала. Казалось, члены президиума стояли рядом и обращались непосредственно ко мне. Филиппу задавали вопросы, а он терпеливо отвечал. Затем подал голос Соланж и сухо поведал о том, что видел и слышал. Прозвучало среди прочего и мое имя. Я вздрогнула, но вскоре успокоилась: некромант рассказывал об обряде очищения.

Чем дальше, тем больше я волновалась. Даже встала, чтобы перегнуться через бортик.

– Нельзя проявлять столько эмоций, миледи, – негромко прокомментировала герцогиня.

– Она переживает, – неожиданно встал на мою сторону Родриго. – Мальчику приятно, другим завидно.

– Я никогда себе подобного не позволяла! – фыркнула Валерия, презрительно оттопырив губу.

Неудивительно. Сомневаюсь, что ледяная королева вообще знакома с эмоциями. Чем же она прельстила супруга? Герцогиня значительно старше мужа, хотя целители постарались, скрыли годы, только вот вблизи видны серебристые подтягивающие нити под кожей. При дневном свете они незаметны, а при искусственном освещении – очень даже. Еще больше я укрепилась в подозрениях, что Валерия до замужества стояла на самом верху иерархической лестницы. Такая могла выбирать десятилетиями.

Нет, мне нужен Эллан, очень-очень нужен. В перерыве – должен же быть перерыв? – сбегаю к Геральту, а потом найду лорда. Он и в общении с герцогом поможет. Если уж Эллан считает себя обязанным мне, пусть отрабатывает. Я простила долг, но надеялась, что лорд не умоет руки.

Процесс оказался на редкость нудным. Для меня – другие прекрасно разбирались во всех терминах. А потом стало страшно: начали показывать проекции. Убийства, сцены охоты на одержимых, обряд очищения, смерть Элизы…

В клетке выкатили Талию. Она напоминала изломанную куклу, непонятно, каким чудом еще жива! Я зажала рот рукой, чтобы не закричать от страха. Соланж надел белые перчатки, лениво материализовал посох и подошел к Талии. Та съежилась, вжалась в прутья клетки. Я не видела ее глаз, но знала, в них плещется ужас.

– Чувства, значит, – задумчиво протянул Соланж, острием посоха коснувшись щеки одержимой. Та дернулась и отвернулась. – Первая любовь, желание стать некроманткой… Расскажи сама. Ну же, девочка. – В голосе некроманта мелькнули ласковые нотки.

Талия облизала губы и упрямо покачала головой.

– Талия! – с укором произнес Соланж, вновь чиркнув посохом по израненной коже. – Ты помнишь, я не повторяю трижды. И знаешь, что я могу. Поверь, тебе придется хуже, чем в застенках. Дело принципа, милая, – выпытать правду. Ты расскажешь, а я поглажу и уберу синячки.

Как же он страшен – нежный голос смерти! Талия неожиданно всхлипнула. Из глаз хлынули слезы. Она не могла их вытереть, и соленые капли стекали в рот, разъедая многочисленные ранки на губах.

– Ну же! – Палач просунул руку сквозь прутья и провел по волосам. – Зачем тебе его защищать?

Талия издала странный звук, походивший на смесь вздоха и стона, и порывисто потерлась о ласкавшую руку. Зал ахнул. Мои глаза тоже округлились, хотя я-то знала маленькую тайну сестры Элизы. Значит, не показалось, даже спустя годы Талия продолжала жаждать Соланжа. Первая любовь оказалась единственной, и некромант безжалостно пользовался слабостью одержимой.

Талия начала говорить, сбивчиво, тихо, но ничто из ее показаний не могло пойти во вред Филиппу. Во всяком случае, не противоречило тому, что говорил он сам. Зато теперь я смогла узнать немного о демоне, которого убил Соланж. Звали его Ассарионом, именно он, вселяясь в Талию, вершил страшные дела. Девушка повстречала его в трудную минуту и без раздумий согласилась продать не только тело, но и душу.

– Она ваша, Соланж. – Когда Талия закончила говорить, подал голос король. – Подлежит смерти.

Некромант кивнул и сочувственно потрепал одержимую по щеке, очертил пальцами абрис лица. Талия задрожала. Губы плаксиво скривились. Она смотрела на Соланжа со смесью ужаса и мольбы. Едва заметное облачко окутало Талию. Когда оно схлынуло, синяков на теле одержимой не осталось. Соланж сдержал слово.

– Последний вопрос, – когда клетку уже увозили, вдогонку крикнул некромант, – кто тот человек или нечеловек, которому подчинялся демон? Ты говорила, Ассарион кому-то задолжал.

– Да, проиграл в кости желание. Но я не знаю, хозяин не откровенничал.

Странно, Талия не плакала, успокоилась, будто ее помиловали, а не собирались казнить. Бедняжка, неужели Соланж соврал, шепотом посулил избавление от кары? Бесчувственный мерзавец!

Ухмылка тронула губы некроманта, будто он не верил приговоренной к смерти или радовался безнаказанности. По-прежнему меня не покидала мысль о причастности Соланжа ко всей этой истории.

Начали опрашивать других свидетелей, в том числе Геральта и меня. Последнее стало неожиданностью: я совсем забыла, что придется выступать перед собравшимися. Когда выкрикнули мое имя, герцог любезно предложил открыть телепорт, чтобы не пришлось идти по переходам. Все остальные свидетели – маги, одна я беспомощна. Я согласилась и шагнула в сгустившееся у бортика ложи облачко.

Я жутко волновалась. Пугало все: десятки испытующих глаз, суровые судьи и особенно Соланж. Хоть он сидел, а не стоял рядом, я вздрагивала от каждого его движения, задыхалась от аромата вербены. Казалось, он сгустился вокруг меня, вытеснил воздух из легких. Но я переборола слабость и ответила так, как учил Филипп. Краснея, поведала о нашей связи, назвав брюнета заботливым любовником. Краем глаза я заметила недовольство, мелькнувшее на лице Соланжа при рассказе о постельных нежностях Филиппа.