Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи

Навстречу им из рядов датчан вышли телохранители Горма и сам конунг, не торопясь шагавший рядом со своим знаменосцем. Остановившись на половине пути, он первым, как и надлежало хозяину, окликнул пришельцев.

– Кто вы такие и зачем пришли на мою землю с оружием и под боевыми стягами? Чего вы здесь ищете?

– Ты знаешь меня, Горм сын Хёрдакнута, – надменно отозвался хозяин золоченого шлема. – Я – Хакон сын Харальда, конунг Норвегии. Нетрудно было бы тебе догадаться, кто пришел, после того как за одно лето ты и твой новый родич Олав Говорун, конунг Южного Йотланда, дважды нанесли мне оскорбление! Ты позволил Олаву отнять у меня твою дочь, обещанную мне в жены. Я, как подобает христианину, готов был простить вас и принять другую жену, равную ей по роду и достойную моего положения – дочь самого Олава. И тоже получил согласие родичей девушки, обручился с ней при посредстве моего ярла, но на сей раз ее предательски, как викинг, отнял твой сын Харальд! Или вы думали, что я разиня и увалень, которого всякий может оскорблять, как пожелает! Что я позволю говорить обо мне, что с меня любой желающий хоть штаны может стащить? Никогда этого не допустит сын моего отца! Но я готов сохранить тебе жизнь, конунг Горм, и даже не стану подвергать твою землю разорению, если вы вернете мне невесту со всем приданым и вирой за нанесенную обиду.

– Так какую же невесту ты хочешь получить? – Горм поднял брови. – Первую или вторую?

– Я хочу увидеть их обеих и выбрать ту, которая мне придется по нраву.

– Моя дочь уже замужняя женщина, купленная даром и словом, твой ярл знает об этом, ибо присутствовал на свадьбе. Дочь Олава еще в девушках, но, видишь ли… – Горм помедлил, мучая своего собеседника. – Несколько дней назад мы разом овдовели – я и мой сын Харальд. Мы еще не решили между собой, кто из нас посватается к дочери Олава, но уж никому другому мы ее не отдадим. Об этом и речи быть не может.

– Скажу тебе честно, Горм сын Хёрдакнута: я не был такого низкого мнения о тебе, чтобы ждать, что ты примешь мои условия, – усмехнулся Хакон. – Пусть Бог рассудит, кто из нас достойнее. Готовьтесь к смерти.

– Тогда прощай, Хакон сын Харальда, – учтиво кивнул Горм. – Когда бы ни случилось нам умереть, после смерти мы уже не встретимся. Но если ты передумаешь и придешь стучаться в ворота Валгаллы, я, так и быть, замолвлю за тебя словечко: сын Харальда Прекрасноволосого всегда будет этого достоин, ибо носит титул конунга от рождения. Тебе перед отцом не будет стыдно, что ты поклонился какому-то чужому британскому богу?

Хакон поджал губы в досаде, потом сказал, как выплюнул:

– Да смилуется милосердный бог над вашими душами, язычники!

– Конина-то была вкусная? – крикнул кто-то из ближних рядов Гормовой дружины, и все засмеялись.

Людям известен был рассказ о том, как бонды на йольском пиру силой принудили своего конунга-христианина поесть жертвенного мяса.

Плюнув в гневе, Хакон вернулся к своему войску. Стена щитов раскрылась, принимая его, и сомкнулась вновь.

– Ну, теперь-то наконец начнется, – проворчал бородач справа от Харальда.

– Пора бы, а то еще обед пропустим! – поддержал его другой голос, молодой и звонкий.

Харальд ухмыльнулся. Он стоял во втором ряду хирда, вооруженный секирой на длинном древке – это оружие, хорошо подходившее к его высокому росту, длинным рукам и ногам, он любил более других. Меч Синий Зуб висел у бедра.

Прозвучал рог, и Хакон двинул своих людей в наступление. Стена норвежцев быстро надвигалась. Люди Хакона шли скорым шагом, уверенно держа строй. Датчане пока стояли, изготовившись к короткому броску навстречу врагу. Коротко и хрипло взвыл датский рог: захлопали тетивы луков. Кто-то из норвежцев завалился назад со стрелой в глазнице, кто-то уронил щит. Потом взвились в воздух метательные копья – с сухим треском вонзаясь в щиты, втыкаясь в землю под ногами наступающих, раня и убивая. Норвежцы не отвечали, лишь прибавив шаг и пригнув к щитам венцы шлемов, будто шли против сильного ветра.

Когда до противника осталось меньше десятка шагов, датский строй шагнул вперед. И тут же, словно только этого и ждали, в норвежском войске тоже прозвучал рог. Высокий и чистый звук пронесся над полем. Норвежцы разом ударили копьями – почти в упор. А из середины норвежского строя с яростным ревом вперед устремился клин – прямо туда, где бился на высоком древке стяг Горма.

На острие вражеского клина, прикрывшись щитами, шли два великана, выделявшиеся свирепым видом. С жутким воем вломившись в ряды датчан, берсерки, не ведающие страха и боли, косили врагов огромными клинками, будто колосья. Сразу за ними следовал воин в белой одежде, гладко выбритый, как и сам Хакон конунг, с поднятым бродексом. Это был ирландец Донах из ближней конунговой дружины, который вместе с ним прибыл в Норвегию из Англии. Перед боем Донах поклялся принести голову Горма или умереть. Теперь он рычал не хуже берсерка, нанося во все стороны страшные удары.

Норвежский железный клин смял датский строй и схлестнулся с телохранителями конунга. Одному берсерку начисто снесли голову ударом секиры, другой сцепился сразу с тремя конунговыми хирдманами. Донах рванулся вперед, делая широкий замах: его страшный удар разрубил древко знамени и лицо знаменосца. Стяг с черным вороном рухнул под ноги сражающимся и его мгновенно затоптали, а неистовый Донах вновь поднял оружие, метя в шлем конунга с золотым драконом на гребне. Лишь один удар отделял его от выполнения клятвы. Ирландца приняли сразу на два копья, отшвырнув тело в кровавый водоворот сражения. Телохранители Горма попятились, но не отступили, смыкаясь над павшими и яростно обороняя своего вождя.

На правом крыле датского войска сражались Инглинги со своими людьми и теми, кого Горм отдал им под начало. Все шло как обычно: Олав отличался личной храбростью, но совершенно не думал о пользе дела. Вернее, думал так, как сам ее понимал, а не как ему советовали умные люди. О просьбе Горма – держать свой край и не рваться вперед – он и думать забыл.

– Там впереди все лучшие люди Хакона! – завопил он, увидев, как вражеский клин сминает строй посередине. – Убьем его, и победа будет нашей! Вперед! За мной!

И, широко взмахнув мечом, ринулся на врага, увлекая за собой дружину. Целью его был белый стяг Хакона.

– Вперед! – ревел он, неистово работая клинком. – О нас сложат песни! Прославим наш стяг!

Поначалу Олаву удалось довольно глубоко ворваться во вражеские ряды, но следом за ним устремились лишь его собственные люди. А их было не так много, и это были не столь могучие герои, чтобы противостоять лучшим воинам Норвегии, которых Хакон поставил в голову клина. Вскоре одни из йотландцев отстали, другие были убиты или ранены. Вырвавшийся вперед Олав оказался среди врагов один. Лишь Эймунд держался позади него, ловко орудуя копьем под прикрытием дядиного щита – собственный щит он закинул за спину, чтобы иметь обе руки свободными.

Но по сторонам от конунга никого из своих не было. Олав вскинул руку с мечом, чтобы нанести очередной удар – и в этот миг в его открытый правый бок вошло копье кого-то из норвежцев. Кольчуга была порвана, Олав споткнулся, захлебываясь криком и кровью, и тут же боевой топор ударил его по голове, опрокидывая на землю.

– Ко мне! – отчаянно заорал Эймунд. – Конунг ранен!

Стоя над телом Олава, он ожесточенно колол копьем во все стороны. Один из норвежцев опрокинулся, получив удар прямо в глаз, другой, сунувшийся было вперед, покатился по земле, получив по голове копьем, как дубиной.

– Ко мне! – вновь закричал Эймунд и вдруг поперхнулся.

Кто-то из норвежцев вырвал из тела под ногами сулицу и метнул. Острие попало Эймунду в горло, точно над воротом кольчуги. Он пошатнулся от удара; жесткий холод перебил дыхание, враз ослабели сжимавшие оружие пальцы. Эймунд упал прямо на тело родича, словно и в последний миг желая его защитить.

На левом крыле сражение развивалось для датчан более успешно. Благодаря твердому руководству бойцы Харальда не отступили ни на шаг.

– Держать строй! Бей их, бей! – во все горло орал Харальд, нанося удары по вражеским головам поверх собственного строя.

Тьяльви со своим легковооруженным отрядом не подвел. Когда правое крыло норвежцев втянулось в бой, его люди выбежали вперед, обходя их с боку. Стрелы и сулицы засвистели, легко находя поживу, вонзаясь в незащищенные бока и спины – кольчуги были даже не у каждого десятого, а щит прикрывал воина лишь спереди.

Люди Хакона пришли в замешательство, многие стали разворачиваться лицом к новой опасности, кто-то отвечал на выстрелы. Норвежский строй дрогнул, напор ослаб, и Харальд понял, что время пришло. Нельзя упускать миг удачи.

– Вперед! – проревел он, перекрывая шум битвы. – Вперед! О-о-дин!