Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи

Заметно было приближение священного места: на низких сучьях деревьев, на больших камнях вдоль тропы виднелись черепа коз, овец, свиней, оставшиеся от прежних жертвоприношений; их было довольно много, а ведь животных в жертву приносят не чаще двух раз в год. На кустах здесь и там болтались на ветру ленты, куски полотна, небольшие мотки пряжи – обычные жертвы богиням-покровительницам.

– Наши женщины обходят Серую Свинью по три раза, каждый раз оставляя что-то возле нее, – рассказывал по дороге Кнут. – Это очень почитаемое место: там вокруг несколько курганов, в том числе могила нашего деда Хёрдакнута.

– А его отца?

– Его отец, Свейн сын Харальда, погребен у себя на родине, в Рогаланде. Дед Хёрдакнут был первым из нашего рода, кто раздобыл себе владения в Среднем Йотланде. Вон она! – Кнут остановился и показал вперед. – Видите за деревьями большой серый камень? Это и есть Серая Свинья. Дальше мы с вами не пойдем и будем ждать у дороги. Сейчас не тот срок, когда Фрейя хочет видеть мужчин возле своего священного камня.

– Хорошо, мы не заблудимся и сами, – поблагодарила Асфрид, и дальше они двинулись вдвоем с внучкой.

Валун под названием Серая Свинья был весьма велик – пожалуй, размером с бедняцкую хижину, и очертаниями действительно напоминал свинью. К камню вела широкая тропа, хорошо заметная даже на каменистом грунте, но она кончалась, не доходя до него шагов десять. Здесь проходила граница, выложенная небольшими белыми камнями – круг священной земли, куда имел право войти только приносящий жертвы. В дни больших годовых празднеств внутрь круга проходил только конунг, как верховный жрец, с женщинами своей семьи, а все прочие участники жертвоприношений останавливались у белых камней. Сейчас еще под боком камня видны были свиные кости и череп, оставшийся после недавнего йоля; когда они окончательно очистятся и побелеют, череп присоединят к остальным на дороге, а его место займет голова новой жертвы. Гунхильда подумала, что, возможно, под самим камнем лежит несколько и человеческих черепов – головы древних конунгов, в давно прошедшие века принесенных в жертву богам плодородия в неурожайный год, для предотвращения голода. На ее памяти ничего такого уже не происходило, но старинные саги рассказывали о подобном. Эту участь разделил и кое-кто из ее далеких предков Инглингов.

Приблизившись к черте белых камней, Гунхильда и Асфрид остановились и немного помолчали, собираясь с мыслями. Потом Асфрид первой вошла в священное пространство и медленно двинулась вокруг камня, нараспев приговаривая мольбу к Фрейе:

– О светлая Невеста Ванов, сестра Фрейра! К тебе взываем мы в часы печали!

Гунхильда тоже вошла в круг и встала так близко к камню, как было можно, чтобы только не мешать бабушке идти. Закрыв глаза, она прислушивалась к дыханию камня, за сотни лет впитавшему в себя столько людских чувств, печалей и радостей, опасений и надежд, что он сам стал живым. От него исходила такая ощутимая сила, что пробирала дрожь, но Гунхильда не боялась. Ведь она происходила из рода Инглингов, а значит, от самого Фрейра. Закрыв глаза, она мысленно перечисляла всех своих предков, начиная от самого Ингви Фрейра, как всегда делают, когда впервые знакомятся с дальними родичами, нащупывая в глубинной тьме времен свой общий корень: Фьельнир, Свейгдир, Ванланди, Висбур, Домальди, Домар, Дюггви, Даг, Агни… Десятки имен, и сколько разных судеб: кто-то из этих конунгов был прославлен доблестью, захватывал новые земли и оставлял сыновьям богатое наследство, кто-то был робок и все время сидел дома, а кому-то боги не дали удачи, послав позорную смерть от рук раба или родича. Но все они в равной степени были звеньями цепи, протянутой от богов, из небесных палат Асгарда, к ней, Гунхильде, дочери Олава и Гильды, на эту мокрую поляну среди влажного мха, блестящих валунов и островков мокрого снега в ложбинах…

***

Харальд сын Горма часто приходил на курган своего деда Хёрдакнута, когда ему было о чем подумать. В летнюю жару он укрывался в тени поминального камня, где была выбита надпись: «Горм поставил камень по отцу своему Хёрдакнуту. Он покорил Йотланд. Вилфрид вырезал руны». Даже зимой Харальду было хорошо здесь, где близость богов и предков ощущалась, как ни в каком другом месте. С вершины кургана все ежедневные заботы и огорчения казались мелким и несущественными; словно сам Один, он взирал на них с высоты и понимал, чего они стоят на самом деле.

Сейчас все мысли Харальда вращались вокруг старшего брата, Кнута. Тот отправился в зимнюю поездку по стране, и ему давно вышло время вернуться. Его долгое отсутствие весьма тревожило мать, да и отец беспокоился, хоть и не подавал вида. Мало ли что случилось? У южных границ он мог встретиться с Инглингами… А что если они решились устроить набег? Все знали, что йотландские Инглинги уже не первое поколение заигрывают с королями саксов: то принимают христианство, то отказываются от него под давлением собственных подданных. Олав, не имея почти никаких других надежд удержать свои земли, мог снова попросить помощи у Отты кейсара и напасть на Средний Йотланд. Подстеречь дружину во время зимнего объезда, разбить ее, ослабить врага, лишив Горма одного из сыновей, захватить земли и принудить местных жителей дать клятву верности – это был бы не такой уж плохой ход.

Горм конунг уже предлагал пригласить «малую вёльву», как называют прорицательниц: построить для нее помост, созвать женщин, чтобы пели вардлок – песнь-заклинание, призывающую духов, которых вёльва спросит о настоящем и будущем. Но Харальд терпеть не мог всякого колдовства, а заодно и гадания. Любое соприкосновение с миром невидимых сил казалось ему опасным, отвратительным – и все знали почему. Горм не стал настаивать, но неизвестность тревожила и Харальда, поэтому он сидел здесь, как древний герой на кургане, будто надеялся, что какая-нибудь валькирия явится к нему с вестью о брате. Желательно, доброй.

Размышляя, Харальд не сводил глаз с Серой Свиньи – священный камень с вершины кургана был хорошо виден, хотя до него было около полусотни шагов. Вдруг возле камня возникло движение – из-за него показалась женская фигура. Ярко-синий плащ бросился в глаза – не у каждой есть такая дорогая, прямо-таки роскошная вещь, да еще с шелковой отделкой. В округе подобный синий плащ имелся только у королевы Тюры, но это уж точно не она! Харальд вгляделся. Этой женщины он не знал: явно уже немолодая, с белым покрывалом на голове, она держалась величественно, хоть и опиралась на посох. Вот она обошла камень и скрылась с другой стороны. Зная, что его положено обходить трижды, Харальд ждал, что она появится снова.

И она действительно появилась – ровно через то время, которое требовалось, чтобы обойти большой камень. Но, увидев ее, Харальд привстал от удивления. Это была та же самая женщина – тот же рост, тот же синий плащ. Но только теперь она помолодела в три раза – над откинутым капюшоном худа виднелось совсем юное свежее лицо, и посоха у нее в руках не было.

Харальд не верил своим глазам. Незнакомым женщинам, одетым в такие богатые синие плащи на каком-то черном меху – бобр или куница – просто неоткуда было тут взяться. Если бы кто-то приехал, то он, сын конунга, об этом бы знал. Но у нее что – два облика одновременно?

Незнакомка в синем плаще скрылась за Серой Свиньей и через то же время появилась снова – опять в облике старухи! Прижавшись к поминальному камню деда – благодаря собственному будничному плащу из простой серой шерсти и серой кожаной рубахе, надетой от мороси, Харальд почти сливался с гранитом и не бросался в глаза – он усиленно всматривался, стараясь запомнить каждую черту облика странной женщины. У него было острое зрение, и он разглядел даже башмаки, даже подол красного кафтана, видный из-под плаща. Вот старуха исчезла, ей на смену появилась девушка – точно такая же, в таком же красном кафтане!

Харальд зажмурился, потряс головой, ущипнул себя – нет, это не сон! Рост, фигура, одежда – все говорило о том, что это одна и та же женщина. Но ей то шестьдесят лет, то не более двадцати! Как это может быть? Это ведьма! Ведьма, которая явилась к священному камню творить какую-то волшбу – уж наверное, недобрую! Ибо мудрые и сведущие женщины, не желающие людям зла, не меняют облик. Чего доброго, в третий раз женщина в синем плаще выйдет из-за камня, неся на плечах голову волчицы!

Не дожидаясь этого, Харальд метнулся за дедов поминальный камень и бросился вниз по тропинке на заднем склоне кургана. Поскользнулся на мокрой земле, упал, проехал немного вниз, запачкав правый бок, но не обратил внимания, а ловко вскочил на ноги уже у подножия кургана и бросился в заросли. Словно олень, неслышно отклоняя ветки кустов, он промчался через рощицу, разделявшую курган и Серую Свинью, и прильнул к земле за последними кустами.