Вячеслав Железнов - Маг. Новая реальность

Когда очнулся, перед глазами белел потолок моих покоев. Тело не болело совершенно, руки-ноги исправно шевелились, но я сразу ощутил в душе какую-то пустоту. Словно там было нечто трудноописуемое, что теперь исчезло, и незримая рана нещадно саднила. Открылись двери, и вошла Дарзин, следом протопал немец.

– Ну как ты? – прохладная узкая ладонь легла на лоб.

– Нормально.

– Лежи-лежи, рано еще.

– Йоахим, твою налево, не мог предупредить, что ли? Что это было вообще?

– Обычный щит Смерти, правда, очень мощный, – начал обстоятельно отвечать магистр. – Он полностью истощил вложенную в Печать силу, и она прекратила существовать.

– Это возможно? – удивилась Дара.

Некромант усмехнулся:

– Все дело в уме. Вот этот торопыга подчинил себе Печать, превратил ее в нечто совершенно иное, и сила Йегуса, не дававшая ей истощиться, перестала подпитывать ее. А его собственный резерв невелик, не более половины от моего, поэтому щит спокойно перенес атаку. Но это все унцен… ерунда. Скажи, Рэндом, вот тут не болит? – Он поднес указательный палец к виску.

– Да, хреново мне, но как-то… непонятно, словно кусок души оторвали. Настроение на нуле, и мир весь серый.

Маг явно обеспокоился. Очень внимательно посмотрев мне в глаза, он проделал какие-то тонкие и сложные манипуляции, после чего облегченно выдохнул:

– Обошлось, хвала вельвам!

– Да что случилось?! – не выдержала девушка. – Объясни толком, герр Панцер!

– Он избежал большой опасности. Замковый маг… как его там… Лирий, кажется, вложил в Печать ограничения на убийство шуна и его приближенных, а также скормил ей кровь Рэндома как образец в разделе контроля. Не знаю, с какой целью он это сделал…

– Хотел забрать мое тело.

– Я не договорил, – чуть нахмурился магистр. – Так вот, поскольку ты потом стал еще и шуном, то на тебя имелись разнотипные указания одновременно в двух разделах Печати, что постепенно привело к разбалансировке заклятия. Кровь же обеспечила тесную связь между вами – ты сам рассказывал, что начал чувствовать посредством ее. Попытка снятия показала, что дело зашло достаточно далеко. Еще немного – и твое «Эго» тоже… разбалансировалось бы.

Я присвистнул. То, что поначалу казалось неплохой плюшкой, на деле обернулось нешуточной опасностью. Вряд ли я смог бы устоять самостоятельно. А обезумевший недомаг с уникальным Даром… м-да. Может, магистр и уцелел бы, насчет остальных сомневаюсь.

– С меня поляна, Йоахим, когда оклемаюсь. – Заметив затруднения немца, перефразировал: – Магарыч, говорю.

Это слово он знал!

– Ja-ja, магарыч. Это хорошо. Только не торопись вставать, тебе еще дня два категорически нельзя ничего магичить. Фройляйн Торр, сможешь проследить?

– Пусть только попробует! – Дара бросила на меня грозный взгляд.

– Слушай, а откуда ты шпрехаешь по-нашему?

– Шпрехать не шпрехаю, но пару слов знаю. – ответил немец. – В нашем абт… батальоне были и ваши, пристали из разбитых союзных частей, да так и остались. Вотка, сало, атас. Балалайка, медведь, Сибирь. Бронежилет, пулемет, пи…дец.

– Ну ты… это… не мог что-нибудь другое вспомнить? Я по-вашему тоже могу ведь – орднунг, порно, газенваген…

– Почему сразу газенваген?

– А почему сразу вотка?

– Тьфу ты, тойффель, давай уже на хумму. Когда оклемаешься, есть мысль сходить пощупать Данна за… хм, Дарзин, ты здесь?

– Здесь. Но яйца я сама ему отрежу. Вместе со всем остальным. Я иду с вами, – не допускающим возражений голосом со странной вибрацией тембра сказала девушка.

Глядя на зажегшееся в ее глазах темное пламя, возражать никому не захотелось. Впрочем, хороший нюхач не помешал еще ни одному отряду.

Два дня пролетели незаметно. Я ничего не делал, просто валялся, ел, смотрел с Дозорной башни на горы – это можно было делать бесконечно, – снова валялся, немного звенел железом с мастером Горком, совершал с десяток комплексов и дорожек шагов и опять валялся. За всей катавасией последних месяцев я почти разучился отдыхать. Настолько привык работать на износ, что незаметно подогнал тело и разум к самому пределу, за которым начинается совершение непредсказуемых глупых ошибок, истощение психики и прочие малоприятные вещи. Постановив считать себя находящимся на курорте, два дня отдыхал, волевым решением полностью освободив мозги и прекратив думать над очередными неотложными задачами.

Открыл любопытную вещь: Безбарьерный Нюх, являвшийся, в моем понимании, особым видом транса, оказался отличным релаксирующим средством, если, находясь в нем, не пытаться ловить тени угроз и анализировать возмущения фона, а просто наслаждаться ощущением единения с дикой природой, биением пульса Жизни вокруг, величественным молчанием гор и неторопливым движением земных недр. Я сидел в падмасане часами, с вершины башни любуясь пейзажем и с удовольствием вдыхая холодный чистый воздух. Освобожденное от суеты сознание равно ловило сход лавин в далеких горах, копошение возвратившихся мышей у стен замка, бурную деятельность созданий некромантов и медленное шествие солнечного диска по небу.

Не пытаясь ничего обдумать, полностью остановив мыслительный процесс, я вбирал в себя разноликие ощущения, не делая между ними разницы. Размеренное дыхание само подстроилось под общий природный ритм и совершалось с ним в унисон. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я – земля. Я – камень. Я – вода в реке и ветер в скалах. Я – тень света в отпечатке огненной тьмы… Этот последний букет непередаваемо сложного ощущения единства-со-всем стал последней каплей. В ослепительной вспышке мир вокруг замер, выцвел, словно исчезли все цвета разом – нет, не исчезли, а потеряли всякое значение, – и из-под его кричаще-пестрой, старательно отвлекающей сознание ткани внезапно проступили контуры основы. Жесткие, предельно выверенные, абсолютно логичные грани и ребра, собранные, спаянные общим Замыслом в единый сверкающий граненый каркас, удивительно сложный и гармоничный, прекрасный в своей пугающей нагой красоте… Так вот какая ты, Магия…

В полете шмеля, и в дыхании волны, и в шепоте леса, и в свете луны, в сиянии солнца, и в беге ручья, и в танце красавиц, и в лете копья, и в медленной жизни заснеженных скал, и в дымке тумана, и в скрипе песка, и в гуле земли под ногами коня, и в пляске чарующей девы огня – везде ты присутствуешь, зримо иль нет, и знаю я верный на это ответ: ты выше закона и выше богов, не зная и тени от тени оков, над всем ты царишь, и во всем есть твой след… Тебе я вверяюсь на тысячи лет!

Лишь миг, один только миг я зрел истинный лик всеобщей связующей Силы, потом сознание не выдержало, и с беззвучным хлопком меня выбросило обратно в мир. Все разительно изменилось. Самые тусклые и блеклые краски теперь казались яркими, праздничными, я различал в них сотни оттенков и градаций, будто с глаз спала грязная пелена. Будто бурный поток кристально чистой воды промыл стекло, а потом и вовсе вышиб его напрочь, и теперь я мог безо всяких преград прямо и невозбранно ощущать мир искристой действительности. Нет, невозможно адекватно передать словами это чувство! Вот, значит, как иные мудрецы, глядя на движение облаков, видели в них отзвуки землетрясений и извержений вулканов на другой стороне планеты…

Но за все нужно платить, и в голове хлопнуло еще раз. Мир стремительно сжался в привычную ничтожную… точку, как я теперь знал. Коричневое вновь стало коричневым, черное – черным. Грязь – грязью, дерьмо – дерьмом. Я ощупал рукой глаза и с удивлением почувствовал влагу на пальцах.

Снизу прозвучала стремительная дробь каблучков, хлопнула за спиной с силой распахнутая дверь, и на площадку Дозорной башни выбежала Дарзин. Обернувшись, я невольно залюбовался ею. Растрепанная грива синих волос, огромные тревожные глаза, гибкие пальцы на рукояти кинжала… Стало грустно. Поистине счастлив будет тот, кто ее полюбит и кому она ответит взаимностью, потому что если она вручит свою душу, то вручит ее целиком, без остатка. Величайшее в мире сокровище – женская душа. Мы строим пирамиды и поворачиваем реки, рушим горы и клепаем корабли, летаем в космос и совершаем иные немыслимые подвиги, только бы ощутить эту ни с чем не сравнимую радость от обладания ею… И все же есть вещи превыше этого. И первая из них – это долг.

– Очнись! Что с тобой? Ты… плачешь? Почему?

Отвечать не хотелось. Несмотря на всю чуткость девушки, вряд ли смогу объяснить ей, что пережил сегодня. Сейчас я настолько выбит из колеи, что лучше держать рот на замке, пока не приду в норму, иначе можно сказать такое, за что потом сам себе половину волос выдерешь. Но обижать ее тоже не хотелось… От этой дилеммы избавил внезапный поворот событий.

Дара вдруг выпрямилась, вытянулась в струнку, глаза ее потемнели, взгляд устремился вдаль. Потом она сквозь зубы с отчаянием произнесла: