Альфеус Хаятт Веррилл. Повести и рассказы - Алфеус Хайат Веррил

Уокер нетерпеливо отбросил в сторону журнал, который читал.

– Почему люди не могут писать правдоподобные истории? – воскликнул он с отвращением. – Это оскорбление здравого смысла и интеллекта – печатать такую чушь, таких вещей никогда не бывает.

– Каких вещей? – спросил Блейк. – Что за история вызывает твой гнев?

Уокер фыркнул.

– О сварливом миллионере, – ответил он. – Терпит кораблекрушение и плавает где-то посреди океана. В психологически острый момент появляется яхта, и моряк спасает старого Креза. Яхта принадлежит светскому снобу, помолвленному с дочерью миллионера. Моряк оказывается бедным соперником, который скрывался, чтобы защитить девушку от развратного парня, которому принадлежит яхта. Конечно, последний оказывается мошенником, и спасенный миллионер дарует моряку дочь, благословение и все остальное. Как я уже говорил, в реальной жизни такие вещи не случаются – таких совпадений не бывает.

В то время как Уокер говорил, в комнату вошел Бельмонт. Он вернулся несколько дней назад из Южная Америка, где он был в какой-то научной экспедиции, но это был первый раз, когда он присоединился к нам в клубе.

– Я не могу согласиться с тобой, Уокер, – заметил он, опускаясь на стул. – И никто не имеет права говорить, что возможно, а что невозможно, – добавил он. – Более того, случаются даже более невероятные совпадения, чем те, что описаны в вашей истории. Я видел много вещей, которые вы бы назвали невозможными, если бы они были написаны в художественной книге. Например, был случай с Мередит. Никто из вас не поверил бы этой истории, если бы прочитал ее в журнале.

– Мы сможем судить об этом лучше, когда услышим про это, – сказал Терстон. – Давай, расскажи нам эту байку.

– Я услышал эту историю во время моего путешествия из Южной Америки. – начал Бельмонт, пока мы придвигали наши стулья поближе в ожидании хорошей истории. – Мы встали у Сан-Маркос, – продолжал Бельмонт, – и я лениво облокотился на поручни корабля, глядя на маленький городок с красными крышами, на море сплошных зеленых джунглей за ним и на заснеженные кордельеры вдалеке – неизвестный, таинственный мир, пристанище странных зверей и неизвестных племен. Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как мужчина и женщина спускаются с трапа на палубу. Он был высоким и худощавым, широкоплечим, с загорелым лицом, и его походка была мягкой, осторожной, как у индейца или опытного бушмена1. На первый взгляд я принял его за местного. Но он заговорил с офицером у поручней на хорошем английском, и я увидел, что его глаза были того безошибочно узнаваемого ярко-синего цвета, который выдает англосакса. Но каким бы поразительным ни был его внешний вид в этом отдаленном месте, я бросил на него лишь мимолетный взгляд, поскольку все мое внимание было приковано к его спутнице. Она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. Она была ниже среднего роста, имела превосходную фигуру и, очевидно, была белой, потому что ее кожа, хотя и нежно-золотисто-оливковая, не была лишена розового оттенка, как у тех, в ком течет негритянская кровь, и не имела тусклого медного оттенка индийской крови, не было и желтоватого оттенка метисов или латиноамериканцев. Ее волосы были цвета блестящей бронзы, а глаза были такими же синими, как Карибские воды у берега. Она была одета в простое платье из белого льна, на ногах у нее были парусиновые туфли, а на голове широкая панама. Но ее походка! Казалось, она плывет по течению, и у нее была осанка королевы.

"Ого! – воскликнул Петерс, радист, стоявший рядом со мной. – Ты когда-нибудь видел, чтобы женщина так ходила? Как ты думаешь, откуда, черт возьми, она свалилась и что она делает в этой богом забытой дыре со старым Робинзоном Крузо?"

– Я покачал головой.

"Я уже видел, как женщины так ходят, – сказал я. – Но все они были индейцами. Эта девушка не индианка, и она не похожа ни на одну европейскую расу, которую я когда-либо встречал."

"Я скоро узнаю, кто они такие, – заявил Питерс и поспешил на поиски казначея."

– Вскоре он вернулся с разочарованным выражением на лице:

"Он знает не больше, чем мы, – объявил Питерс, – говорит, что они забронировали каюту как Генри Мередит и мисс Мередит. Думает, что они отец и дочь и что-то вроде креолов, хотя зарегистрированы как американцы."

– Мы больше не видели двух новых пассажиров до обеда, когда они появились за столом капитана. Без шляпы мисс Мередит была еще очаровательнее, и я видел, как Питерс смотрел на нее с нескрываемым восхищением.

– Сам Мередит казался тихим, довольно тактичным человеком, но прекрасно разбирался в самых разных предметах, и он разговаривал на безупречном английском с капитаном и мной, а на столь же безупречном испанском с местными пассажирами и официантами.

– Я действительно не знал, на каком языке я ожидал, что мисс Мередит заговорит, но ее первые слова были на английском, произносимые медленно и немного старательно, поскольку язык был видимо недавно освоен, и все же никаких следов иностранного акцента.

– Когда к ней обратилась одна из испано-говорящих американок, она казалась озадаченной, улыбнулась и, повернувшись к Мередит, заговорила на каком-то странном, низком языке, совершенно новом для меня. Он немедленно ответил на том же языке, а затем остальным перевел ее ответ на испанский, объяснив, что мисс Мередит не понимает этого языка.

– Эта необычная сцена усилила мое любопытство, и, поскольку Мередит продолжал выступать в качестве переводчика для своей прекрасной спутницы на протяжении всего обеда, я поймал себя на том, что удивляюсь и размышляю о ее происхождении и о том, почему она, казалось, предпочитала странный жаргон английскому.

– После обеда эти двое сидели вместе на кормовой палубе, очевидно, предпочитая побыть наедине, но на следующее утро они придвинули свои стулья к кругу пассажиров и присоединились к общему разговору. Как только Мередит узнал, что я провел много времени в Южной Америки он уделил мне все свое внимание, и, поскольку у нас были общие интересы, вскоре мы уже болтали как старые друзья. Я всегда думал, что знаю кое-что о Южной Америке и ее фауне, и людях, но вскоре нашел, что я был просто новичком по сравнению с Мередит. Его знания были поразительны, и он, казалось, побывал в каждом уголке континента.