Владимир Венгловский - Улитка на ладони

Сегодня на рассвете я снова видел старый мир. Мираж поднимался над пустыней призрачными домами, огромными, как вставший на дыбы песчаный кит. По уходящим в никуда дорогам ехали вереницы мехов, но не диких, а домашних, прирученных, с сидящими внутри людьми. Еще в мираже была трава, зеленая, цвета мечты. Опять возникло щемящее чувство утраченного чуда, которое можно увидеть, но к которому нельзя прикоснуться. Но мне все равно казалось – протяни руку и принесешь в наш мир часть давно исчезнувшей красоты.

А потом в небе появились сверкающие шары. Они спускались на землю, оставляя за собой слепящие следы.

– Дарен, ты не думаешь, что твоя карта обманчива? – спросила Анрика.

Мираж, который видел только я, растаял в жарком мареве пустыни, но перед глазами остались блики от сверкающих сфер. Я обернулся. Анрика сидела на большом камне и чесала живот Фиалке. Корова разлеглась на спине, растопырила все шесть лап и блаженно урчала, когда пальцы скребли ее толстую кожу между выступающих сосков.

– Нет, – сказал я, поняв, что держу в руках свою карту. Возле меня на песке были начерчены линии, и я стер их ладонью. – Это правда.

– Почему ты так уверен? Может быть, это лишь твои фантазии?

Анрика неосторожно задела засохшую рану, Фиалка взвизгнула, перевернулась на живот, поднялась на ноги – тоненькие, как хворостинки (удивляюсь, как коровы могут на них так быстро бегать), и обиженно ушла, насколько ей позволила длина привязи.

– Просто знаю, – ответил я.

С недавних пор, после возвращения из видений в реальность, я обнаруживал нарисованные возле себя на песке следы, в которых кривая линия дороги бежала среди барханов. Тогда я начал оставлять рядом бумажный лист и карандаш. Так появилась карта. Она звала меня покинуть селение и уйти за горизонт.

«Ты всего лишь мальчишка, – сказал Стас в тот последний вечер. – Глупец и рохля, который погибнет во время первой же бури. В пустыне выжить нельзя».

– Ты ведь мне поверила. Мне, а не Стасу, – протянул я руку Анрике. – Пойдем?

– Я устала. Давай еще немного отдохнем.

Анрика легла и закрыла глаза.

– Давай, – согласился я.

– Может быть, я тогда поступила глупо, – прошептала она.

Горячий полуденный ветер гулял среди барханов. Безжалостно палило солнце, спасением от которого служила лишь ночная прохлада. Но в темноте приходил страх. По ночам мы сидели возле костра и прижимались друг к другу. Было приятно чувствовать рядом Анрику и ощущать тепло ее тела. Потом Анрика засыпала у меня на коленях. Языки пламени освещали ночной мир, отбирали у него крошечное пространство. В вышине пищали быстрые летучие создания, гоняясь за ночными бабочками. Насекомые прилетали к огню, врывались в круг света и погибали, вспыхивая яркими искорками. Мир темноты жил своей собственной жизнью. Непонятной, враждебной и чужой для вернувшихся на Землю людей.

Я сидел, смотрел на лежащую Анрику и вспоминал прошедшую ночь, когда девушка мерно посапывала, опустив голову мне на колени, и по ее щеке спускался локон с застрявшими песчинками. Из-под воротника выглядывала тонкая шея, и мне безумно хотелось поцеловать Анрику. Сначала в щеку, отведя волосы в сторону, а затем медленно опуститься на шею. Нет! Я не должен был об этом думать! Но в памяти упорно возникали рассказы Стаса о том, как они с Крошкой… Вот черт возьми! Ты действительно рохля, Дарен! Слабак, никчема и рохля! Другой давно бы уже отважился в свои семнадцать лет! Как были приятны губы Анрики, когда мы с ней в первый раз поцеловались. Воспоминание разлилось по телу теплой волной.

Ночью Анрика что-то прошептала во сне. Ее губы приоткрылись, и я потянулся к ним, наклонился ближе. Оказалось, что Анрика не спит, она посмотрела на меня и спросила:

– Что ты делаешь?

– Ничего, – смутился я, встал, подложил свою куртку под ее голову, подошел к Фиалке, сел на песок и принялся выбирать колючки из спутавшейся коровьей шерсти.

Фиалку мы нашли несколько дней назад. Визжа от страха, она выскочила из ложбины между барханами. Ее длинная шерсть и ноги были испачканы кровью, корова оставляла за собой красные следы. Пробежав полпути к нам, она упала и забилась, вздымая кучи песка. На бархане выросла фигура. Не появилась, не пришла, а именно выросла, будто поднялся сам песок, вылепив статую человека.

– Песочник, – прошептала Анрика.

Я достал взведенный самострел. Если песочник спустится за добычей, не думаю, что успею выстрелить больше одного раза. Возникла мысль, ну ее, эту корову. Но рядом стояла Анрика, и отступать я не собирался.

Песочники внешне похожи на людей, но они не люди. Они словно пародия на нас. Форма жизни, где органика так прочно переплелась с минералом, что нельзя сказать, чего в них больше. Они свободно проходят сквозь песок, а живут в подземных пещерах.

– Видишь! – прокричал я песочнику, поднимая самострел. – Корова моя, не суйся!

Некоторое время мы играли с ним в гляделки. Затем песочник втянулся в бархан, и я ощутил, как предательски дрожат ноги. Чтобы не показать страха, я сделал шаг по направлению к корове, затем еще один на непослушных, негнущихся ногах.

– Чего же ты! – Анрика обогнала меня и первой подбежала к раненому животному. – У нее живот разорван! Дар, быстрее!

Коровьи внутренности вывалились из рваной раны и лежали на песке белыми червями. Пересиливая тошноту, я принялся засовывать их обратно ей в живот. Корова дернулась.

– Держи ее! – бросил я Анрике.

Девушка начала гладить коровью голову, что-то ласково нашептывая. Внутренности были в слизи и песке. Оставшуюся во фляге воду, чтобы их обмыть, тратить я не собирался. Все равно не выживет, подумал я тогда. Но Фиалка выжила. Анрика зашила рану иголкой с ниткой, корова пролежала сутки, а потом встала и пошла за нами, требуя еды. Когда я вспоминаю тот день, меня пронизывает неприятное ощущение запоздалого страха. Я поступил слишком необдуманно, ведь песочник мог подкрасться, когда я возился с коровой.

Этой ночью я выбирал прилипшие к Фиалкиной шерсти колючки и смотрел на Анрику. Девушка уснула, лежа на боку и повернувшись ко мне лицом. Чтобы уберечься от холода, она крепко стянула все завязки, и теперь одежда облегала ее талию, подчеркивая округлость бедер. Я всегда, сколько себя помню, любил Анрику. С самого детства мечтал, как мы вырастем, поженимся и будем жить в одном доме, но никогда раньше не замечал в ней такой привлекательности. Как говорил Стас, более старший, строящий из себя умудренного жизнью мужчину, «главное расстегнуть девчонке рубашку. Когда груди с набухшими сосками окажутся в твоих руках – все, она твоя, может уже не сопротивляться». Я представил груди Анрики под обтягивающей курткой – маленькие, упругие… И желанные, добавил я непривычное для себя слово. Затем отвернулся и посмотрел в ночь. Далеко в пустыне блуждали светлячки огненных ящериц.