Дурацкое пространство - Евгений Владимирович Сапожинский

Люди непонятным образом пропадали. Исчезновений было не настолько много в мировом масштабе, чтобы этому удивляться. Как корабли в Бермудском треугольнике: вроде куда-то пропадают, так ведь и в других местах случается подобное не в меньшей степени. Начинаешь верить в эту чепуху только тогда, когда исчезает кто-то из близких людей. Пропажа соседа по лестничной площадке заставляет только хмыкнуть. А ведь и Андрюха-то исчез! Тревога! Хочется задуматься в конце концов. Так, по приколу.

Милиция, разумеется, бессильна. Следа нет, нет улик — нет человека. Паспорт, прочие документы? Бумажки. Прописка? Даже не смешно. Ситуация облегчила работу бумагомарательницам в паспортных столах: через год (или даже шесть месяцев) никакого дальнейшего розыска не ведут, если даже таковой в принципе был, что очень сомнительно — бумажки попросту отправляют в архив. Журнализды на этом изрядно поживились. Смотрите, мол, вот как нас защищают. Нас берегут. Документы становятся абстракцией, как и сам человек, н-да. Зато силы высвобождаются. На то, чтобы ловить преступников.

Дурдом.

Науч-поп выродился в поп. На радиостанциях идут однотипные псевдоглубокомысленные изъявления: как же мы дошли до жизни такой. И куча умников и умниц, сильно смахивающих на Марго, несет какую-то дичь: они, значит, явились из параллельного мира (в котором, всeпонятное дело, не так, как у нас — там трава зеленее, масло маслянистее, да и солнце светит ярче. И даже, более того, у них планет всего восемь, а не девять). В эту же бредятину вписалась и Маргарита. Мне всегда везло на психов. Видимо, я и сам такой. Тошно.

Кто я? Всего лишь технарь. Бывший лаборант, учившийся на физика, бывший направщик света в театре, ныне киномеханик. Пусть кинотехник. Можно даже назвать себя киноинженером — ведь все приходится делать своими руками. С наукой закончено. Попытавшись как-то отстоять свою точку зрения, я был изгнан самым позорным образом из института. Был скандал и порношоу. После чего я глубоко забил на все болт. Слова разбивались о глухую стену защиты, я уже просто никому не верил. И не верю сейчас. Есть люди, а есть женщины — вот мой взгляд на мироздание, и любой, кто попробует его разрушить, в лучшем случае перестанет быть моим другом, а в худшем — станет врагом. Не трогайте меня. Ведь я никого не трогаю? Идите лесом. Оставьте меня в покое. Знаете, чего мне хочется? Не любви, в анус ее. Тишины. Любовь слишком напрягает. Не в плане ответственности. Все — суета, и любовь тоже.

Да туфта эта ваша любовь. Полное барахло. Ведь некто женского пола (я вынужден прибегнуть к эвфемизму) так или иначе тебя предаст, рано или поздно. Мне душно делить свое с кем-бы то ни было. Такой я эгоист.

А иначе не получается, и быть не может. Все здорово в двадцать лет. В двадцать пять задумываешься. В тридцать начинаешь злобно всхлипывать. В тридцать пять до тебя доходит, что дряни — всего лишь дряни.

Хорошо, если в тридцать пять. Некоторые доживают до сорока, пребывая в неведении. Их спасает только уход жены, после которого они бухают, умствуя, немало лет. Потом они либо находят какую-то спасительную мыслишку, либо падают в яму окончательно. Слабые существа мужики. Потому что верные. Мы так устроены. Не умеем предавать.

Не буду я делиться. Ни с кем. Маргарита — моя.

Ну и чего стоит твоя гнилая патетика?

Господи, какие ужасные вещи я говорю. Самый настоящий кошмар. Ведь любовь — главное, ради чего живешь. Познание? Круто. Но любовь-то куда круче познания. И весь этот прекрасный маньячный мир не может в принципе сравниться с тетей Фросей, которая тебя любит.

Любовь предполагает заморочки, а я хочу покоя (смерти, что ли? — толкнуло меня в бок, похихикав, альтер эго).

Дело не в ответственности. Да это же прекрасно — ответственность. Ради любимой ты снимешь звезду с неба, или сходишь за пивом в дальний магазин, ибо ближайшие еще закрыты, дабы опохмелить ненаглядную. Разница не так уж и велика, смейтесь. Дело в том, что любовь всегда заканчивается не заморочками, это даже слабо сказано, — а катастрофой.

Забавно. Так почему что-то не ладно в датском королевстве?

Маргарита утверждает, что здесь все не так. А в ее мире так? Допустим, существует какой-то Маргаритин мир с его правильным устройством, звездолетами, ее семьей, состоящей из нее, мужа и сына, по которым она теперь плачет, загадочным образом попав сюда. Вот ведь в чем загвоздка, немного-таки страшная загвоздка — ведь Перемещению подвластны преимущественно особы прекрасного пола. Почему?

Поверить в этот мир, принять его?

Да на кой он мне нужен? Хотите сказать, что в нем больше любви, чем в этом? Ахинея. Нелепица.

Миры похожи, что бы ни писали фантасты. Любви в каждом из них не более и не менее, чем в этом.

Так стоит ли менять шило на мыло?

_{* * *}

Надумал зайти к Димитрию. Аудиенция была назначена по неизвестной мне причине на довольно раннее время. Димитрий, мой друг (нет, какой друг, просто приятель) — таки душный человек. Обламывают его понты. Он курит дорогущий табак — мне такой не по карману, как и обычному смертному, имеет жидкостный вычислитель на пятьсот двенадцать литров и собирается перейти на новомодный электрический — что является для меня мечтой просто запредельной. Толковый чувак. Не лишенный гордыни похабной; при весьма существенных минусах он мне интересен. Димитрий нуждается в моем обществе тоже. Почему? Загадка.

Полное безумие — завалиться к нему с утра. Утро, было, впрочем, относительным — я успел сходить в лабаз, пока заряжается вода, потрещать с симпатичной продавщицей чуть дольше, чем обычно, проконтролировать дистиллятор в ванной, выйти снова, дабы отдать должное кружке водянистого пива, и уж только потом, прихватив двадцатиллитровку, побрести в гости. Дверь квартиры Димитрия была закрыта — обычно было заметно, что она лишь прихлопнута. Обман, легкий обман, решил я, звонить не стал, а подцепил ее край (ручки не было), без особого труда открыл дверь и вошел. Хозяин явно не слышал меня. Разувшись, я прошлепал в так называемую гостиную. Или в кабинет?

Чел якобы медитировал. Эту иллюзию надо было прекратить самым беспардонным образом, попросту выдернув трубку изо рта извращенца, но я уважаю право любого предаваться своим порокам, пока это