Сэмюель Дилэни - Вавилон-17

— Вы действительно можете оценить пилота по его поведению в схватке? — спросил у Ридры чиновник.

Она кивнула.

— На корабле нервная система пилота непосредственно связана с приборами управления. Весь полет в гиперстасисе — это борьба пилота с течением стасиса. Он должен иметь отличные рефлексы, должен полностью владеть своим искусственным телом. Опытный транспортник точно может определить, как будет вести себя пилот в течениях гиперстасиса.

— Я слышал об этом, конечно. Но сам вижу впервые. Это… волнующее зрелище.

На тротуаре Брасс опустился на четвереньки рядом с Ридрой.

— Как насчет помощника и взвода?

— Мне хотелось бы иметь взвод проведших только один полет.

— Зачем таких зеленых?

— Я хочу тренировать их по-своему. Более опытные слишком устойчивые, и их не переучить.

— С группой, совершившей лишь один полет, может быть дьявольская масса проблем с дисциплиной. Не летал никогда с такими.

— Если я хочу получить взвод к утру, такой получить легче. Я направлю запрос во флот.

Брасс кивнул.

— Вы хотите получить их?

— Сначала я хочу проверить их со своим пилотом: может, у вас будут замечания.

Они проходили мимо уличного фонаря на углу. Ридра нырнула под пластиковый колпак. Минутой позже она делала заявку:

— …взвод для полета к Спецелли необходим к рассвету. Я знаю, что мало времени, но мне и не нужен опытный взвод. Всего лишь одно путешествие, — она выглянула из-под колпака и подмигнула спутниками. — Хорошо. Я позвоню позже, чтобы получить их психоиндексы для таможенного одобрения. Да, чиновник со мной. Спасибо.

Она вышла из-под колпака.

— Ближайший путь к Сектору Лишенных Тела здесь.

Пустынные улицы постепенно сужались, переплетаясь друг с другом. Затем началась бетонка, прерываемая металлическими башнями. Башни были опутаны проводами. Столбы голубоватого цвета чередовались с полутьмой.

— Это и есть?.. — начал таможенник и замолчал. Они постепенно замедляли шаги. На фоне тьмы между башнями появились красные сполохи.

— Что это?

— Передача. Идет всю ночь, — объяснил Калли. Слева от них вспыхнули зеленые огни.

— Передача?

— Быстрый обмен энергией в результате освобождения от тела, — начал многословное объяснение навигатор-2.

— Но я все еще не…

Теперь они шли между фосфоресцирующими столбами. Серебро, перевитое красными огнями, просвечивало сквозь индустриальный смог. Постепенно сформировались три фигуры: женщины с просвечивающими телами и проступающими скелетами смотрели на них пустыми глазами.

Таможенник отшатнулся: сквозь животы призраков просвечивали пилоны.

— Лица, — прошептал он. — Как только отворачиваешься, не можешь вспомнить, как они выглядят. Когда смотришь на них, они совсем как люди, но когда отводишь взгляд от них… — он затаил дыхание, проходя мимо призрака. — Не можешь вспомнить, — он смотрел им вслед. — Мертвые? — он покачал головой. — Вы знаете, уже десять лет как мой психоиндекс позволяет мне работать с транспортниками, как телесными, так и лишенными тел. Но я никогда близко не сталкивался с лишенными тела, не разговаривал с ними. О, я видел изображения, и иногда даже проходил мимо них на улице. Но это…

— Существуют виды работ, — голос Калли так же отяжелел от алкоголя, как его плечи от мускулов, — виды работ на транспортных кораблях, которые нельзя поручить живым людям.

— Я знаю, знаю, — сказал таможенный чиновник. — Тогда вы используете мертвых.

— Верно, — кивнул Калли. — Как Глаз, Ухо и Нос. Живой человек, окунувшийся в волны гиперстасиса… ну, он сначала умрет, а потом сойдет с ума.

— Я знаю теорию, — резко ответил таможенник.

Калли внезапно схватил таможенника за щеку и притянул его лицо к своему.

— Ты ничего не знаешь, таможня, — тон у него был такой же, как и в первый раз в кафе. — Ты прячешься в своей таможенной клетке, в безопасном тяготении Земли, а Земля прочно держится за солнце. Солнце спокойно движется к Веге, и все прочно и установлено в этом спиральном рукаве… — он жестом указал на Млечный Путь, светящийся над городом. — Но ты никогда не бываешь свободен! — внезапно он опустил голову в очках и с покрасневшим лицом сказал: — Эх! Тебе нечего мне сказать!

Навигатор ухватился за кабель, свисавший с бетона. Прозвучал звон натянутой струны. Низкая нота высвободила что-то в горле чиновника; его рот наполнился металлическим вкусом газа.

Он уже хотел выплеснуть свой гнев, но медные глаза Ридры были устремлены на него с враждебным выражением.

Она сказала:

— Он был частью тройки, — слова ее были спокойны, но взгляд не отрывался от лица таможенника, — он был в тесных, неразрывных эмоциональных и сексуальных взаимосвязях с двумя другими людьми. И один из них умер.

Голос ее остудил гнев таможенника, но он все же успел сказать:

— Извращение!

Рон склонил голову набок, мышцы его свидетельствовали о боли и возмущении.

— Существуют виды работ, — повторил он слова Калли, — которые на транспортных кораблях нельзя поручить двум людям. Эта работа слишком сложна.

— Я знаю.

Потом он подумал: «Я обидел парня…» Калли облокотился о балку. Что-то ворочалось во рту чиновника.

— Вы хотите что-то сказать? — спросила Ридра.

Удивленный, он перевел взгляд с Калли на Рона и обратно.

— Мне жаль, прошу извинить меня.

Калли поднял брови, выражение его лица смягчилось.

— Я тоже погорячился.

Брасс, шедший сзади, проговорил:

— Центр передачи примерно в миле отсюда, дальше в Секторе. Там можно найти Глаз, Ухо и Нос, необходимые нам в Спецелли, — он улыбнулся таможеннику, оскалив свои клыки. — Это одна из ваших запретных частей. Там слишком много галлюцинаций и некоторые телесные этого не выдерживают.

— Это незаконно, я подожду вас здесь, — сказал чиновник. — Вы захватите меня на обратном пути. Тогда я одобрю их.

Ридра кивнула. Калли одной рукой обхватил талию пилота, другой — плечи Рона.

— Пошли, капитан, если хотите к утру иметь свою команду.

— Если мы в течение часа не найдем того, что нам нужно, мы вернемся, — сказала Ридра.

Таможенный чиновник следил, как они исчезли за стройными башнями.

Призрачная фигура, глаза — бассейн, полный чистой воды, заговорила, и он ответил:

— Чиновник, мадам. Таможенный чиновник.

Вначале лицо ее приняло удивленное выражение, потом на нем отразилась боль, потом — изумление. Он ответил:

— Около десяти лет. А как долго лишены тела вы?