Яна Дубинянская - Письма полковнику

Она вообще не испытывала сегодня никаких чувств.

— У вас всё? Два.

— А дополнительные баллы? — злорадно осведомился ученик.

— Это с учетом дополнительных, — пояснила Эва. — Придете на переэкзаменовку. И советую все-таки подготовиться. Кстати, Анна Миненко — женщина. Следующий!

Напоследок она скользнула взглядом по его лицу: растерянные гляделки между пунцовыми крыльями оттопыренных ушей. Как же так?! Ведь училка должна была оценить находчивость и натянуть удовлетворительную оценку, на чем и строился расчет; сорри. Сегодня ты имел дело с чистой функцией, лишенной чувства юмора.

Класс притих, затаился так, что с задней парты донесся шелест страниц дамского романа на коленях у гороношной тетки. Вопрос о желающих не стоял.

— Дымов, тяните билет. Андреева, вы готовы отвечать?

— Д-да, Ева Николаевна, — на бледную отличницу в очках было жалко смотреть; в смысле, кому-нибудь было бы жалко. — Билет номер семь. Периодизация литературы двадцатого века. В общем… ну… На сегодня существуют три основные периодизации литературы этого периода. Согласно первой из них, вся литература двадцатого века делится на три основных периода, каждый из которых, в свою очередь…

…Воинские почести свелись к бордовым подушечкам, куда прикололи кресты и многоконечные звезды нездешних орденов, да к залпу из ракетницы на треножнике, похожем на фотографический штатив. Караульные солдатики трясли в воздухе ненастоящими винтовками, увенчанными совсем уж опереточными штыками. Два цивила, курировавших церемонию, разумеется, были в штатском. Эва так и не смогла разобраться, с кем из них ей пришлось беседовать на днях. Оба смотрели на нее с одинаковым дежурным сочувствием, за которым нарочито маячило некое тайное, даже интимное знание — и укоризна: вас же предупреждали, Ева Николаевна. Вслух ничего подобного, конечно, не произносилось. И она отмахивалась от расшифровки этих взглядов, пытаясь сосредоточиться на другом, на важном и главном; хотя бы теперь…

Не получалось.

Всего лишь толстенный слой грима на мертвом лице, расплывающийся и меняющий цвет от жары. Блики на складках лиловой ткани, чересчур яркой, блестящей и хлипкой, наверное, после химчистки. Белые перчатки; а вот это неправда. Белых перчаток он никогда не носил… ни в прямом, ни в переносном смысле. Ну и что?

А потом была земля. Сухая, но липкая, никак не желавшая счищаться с ладони. Те же солдатики, прислонив винтовки к оградке соседней могилы, браво накидали лопатами приличный холмик. Просто перекопанная земля. Потом, когда она осядет, они, вероятно, поставят что-то вроде памятника… Эва подумала, что никогда больше сюда не придет. Зачем?

Ракетница оказалась, по-видимому, самодеятельной, из тех, какими особенно феерические граждане поддерживают новогодний салют. Оглушительно хлопнуло по ушам, в горячем воздухе мигнула вспышка, а затем сверху посыпались, кружась, вполне материальные пожароопасные искры. Одна из них пропалила блузку на плече, обожгла кожу, и Эва вскрикнула, а цивил…

— У вас всё?

— Всё, — пролепетала Андреева. Отличница, золотая медаль… для чистой функции это не аргумент. Отвечала она средненько, на восемь-девять. Но, пожалуй, пару дополнительных вопросов заслужила:

— Когда и где состоялась премьера спектакля по пьесе Леонида Ланового «Порох»?

Девочка прикрыла глаза под очками и, будто читая с невидимого листа, отрапортовала:

— Двадцать пятого июня двенадцатого года. В театре Современной драмы.

— Правильно. А как вы считаете, почему герой пьесы предал свою невесту?

— Потому что… — Она сглотнула. Сняла очки, сразу став еще некрасивее, потом снова их надела; за стеклами, словно дождь, собирались слезы. — Он ее… мне кажется…

— Вы не читали, — подытожила Эва. — А в учебнике этого нет. Восемь баллов. Можете быть свободны.

Отличница всхлипнула, рывком вскочила, метнулась за вещами — на пол с грохотом свалились и ее сумка, и хрестоматия из-под парты соседа, — и уже в дверях впечаталась длинным носом в декольте директрисы. Почуяв свободу, с последней парты, произведя не меньший, чем Андреева, грохот, сорвался физик Лимберг; напрасно, его явно не собирались так просто отпускать. Директриса держала паузу. Под ее взглядом чиновница из гороно никак не решалась перевернуть страницу.

Наверное, всё это было смешно. Эва опустила глаза на список:

— Евстратова, тяните билет. Васильченко, я вас слушаю.

— Перерыв! — вклинился зычный голос директрисы. — Экзамен будет продолжен в четырнадцать ноль-ноль. Зайдите ко мне, Ева Николаевна.

Класс тихо, без энтузиазма повставал с мест. Эва пожала плечами и закрыла журнал. Функция прервана, только и всего.

В коридоре она столкнулась с Лимбергом. Физик прогуливался вдоль стены, почитывая цитаты великих на дощатых планшетах. Действительно, чем не достойное занятие. Притормозила — не из сочувствия, просто чтобы оттянуть визит к директрисе. Беззвучные тени учеников скользили мимо, стараясь по возможности слиться с интерьером; первый взрыв возмущения донесся снизу мгновением позже, будто далекий гром вдогонку уже погасшей в небе вспышке.

— Зря вы так, Ева Николаевна, — бросил Лимберг, конспиративно задрав голову к планшету.

— Что — зря?

— Устроили разгром. Катя Андреева идет на золотую медаль, вы же знаете. Кроме того, я уверен, что она читала пьесу, просто вы своим вопросом поставили девочку в тупик. Зачем?

— Что — зачем?

— Зачем вам это понадобилось?

Забавный получается разговор, констатировала Эва без намека на внутреннюю улыбку. Самое смешное, что Лимберг однозначно пишет в уме его стенограмму. И цель у него, конечно, самая благородная: разобраться, понять, помочь. Все вокруг словно сговорились ей помогать!..

…настоял, что ожог надо смазать мазью, предусмотренной для подобных случаев личной аптечкой сотрудника цивильных спецслужб. Аптечка находилась в кабинете, том же самом — или точно таком же, — где Эва была в прошлый раз, и в позапрошлый, и так далее. Дракон, семейное фото, компьютер, почему-то развернутый монитором на три четверти к двери. Хотя, впрочем, понятно, с какой целью. Чтобы сразу. Наповал.

— Извините, — довольно убедительно смутился цивил, возвращая монитор в исходное положение. — Перед церемонией я как раз занимался… Мы заблокировали сигнал их сервера, ведутся переговоры. Можете не волноваться, кроме нас с вами, этих фотографий пока никто не видел.

«Пока» у него вышло профессионально, почти без нажима. И времени ей дали ровно столько, сколько нужно. Дабы успела узнать и ужаснуться, но не особенно разглядела детали, вряд ли столь пикантные, как того требует классика жанра. Далее подразумевалась внятная душеспасительная беседа, каковая, разумеется, и воспоследовала. Скучная, словно похоронный штатский костюм.