Юрий Брайдер - За веру, царя и социалистическое отечество

— Хо-чу на го-ло-ве! — Голос Сашеньки обрел ту самую непреклонность, за которую ее так ценили соратники по революционной борьбе. — На го-ло-ве! И даже не смей со мной спорить. Меня в свое время Лафарг с Плехановым не сумели переспорить…

Время в милых забавах летело незаметно, и вскоре Джон Рид почуял, что растратил силушку, по зову которой, собственно говоря, сюда и явился.

Африканское снадобье, любезно предоставленное Богдановым, зарекомендовало себя с самой лучшей стороны, но совершить чудо — увы! — не смогло. То, что создано природой из нежной плоти, даже стараниями всех колдунов племени мумбо-юмбо в носорожий рог не превратится.

А Сашенька, похоже, всерьез увлеклась дискуссией о грядущем единении народов (а заодно и практическими примерами такого единения).

— Я согласна принять некоторые твои тезисы, — говорила она, мостясь к Риду своим пышным задом. — Рано ставить на одну доску англичан и папуасов. Но различия между ними могут быть устранены в течение двух, от силы трех, поколений. Англичанин и папуас, воспитанные в сходных условиях, закончившие одну и ту же школу, и занятые одинаковым трудом, будут отличаться друг от друга разве что цветом кожи.

— Какую школу ты имеешь в виду — английскую или папуасскую?

— Не знаю… Скорее всего английскую.

— А если папуас не захочет в ней учиться?

— Что значит — «не захочет»? Кто его станет спрашивать? Ты еще поинтересуйся у спекулянтов на рынке, хотят ли они жить при социализме. Смешно! Любая революция — что принуждение. Какие тут могут быть сантименты! Всякие там «хочешь — не хочешь» исчезнут на долгие годы. Актуальным сделается лишь одно понятие — «надо!» — Говоря так, Сашенька почему-то критически покосилась на чресла Джона Рида. — Впрочем, мы отвлеклись от главного… Когда исчезнет разница в образе жизни, настанет черед ликвидировать и разницу во внешнем облике. Путем межрасового скрещивания будет создана единая человеческая общность. На земле не останется ни белых, ни черных, ни желтых.

— А какие останутся?

— Смугленькие. — Сашенька сразу погрустнела, словно вспомнив некую безвозвратную потерю, — вроде цыган.

«Знаем мы одного такого цыгана, — подумал Джон Рид. — С бородой и в тельняшке». Вслух же он произнес следующее:

— Как ты представляешь себе это самое «обязательное межрасовое скрещивание»?

— Очень просто… Народное хозяйство при социализме будет плановым?

— Согласно теории Маркса — да.

— Следовательно, планирование коснется и интимных отношений. Каждый белый мужчина, достигший совершеннолетия, получит плановое задание по оплодотворению африканок и азиаток. Негр соответственно — азиатов и белых. Ну и так далее.

— Задумка, безусловно, грандиозная.

— Как же иначе! Строительство нового общества вообще задача грандиозная. Грядет полный переворот во всех областях человеческой жизни. Догадайся, над проектом какого декрета я сейчас работаю?

— Об учреждении публичных домов с мужским персоналом.

— Фи, как пошло! О равенстве мужчин и женщин в интимной сфере.

— Разве сейчас существует какая-то дискриминация?

— Сплошь и рядом! Не все такие душки, как ты. Мужчины вовсю кобелируют, а женщин обвиняют в безнравственности. В грядущем свободном мире подобная несправедливость исчезнет. Каждый гражданин и, само собой, гражданка получат право удовлетворять свою страсть с любым представителем противоположного пола по собственному выбору. За отказ — уголовная ответственность.

— Представляю… Иду я. значит, себе по улице, вижу красивую женщину и сразу — цап ее!

— Совершенно верно. Но и любая женщина тебя тоже — цап!

— Где же граждане грядущего свободного мира собираются удовлетворять свою страсть? Прямо на мостовой?

— Скажешь тоже! Для этих целей повсеместно будут устроены специальные помещения. В театрах, ресторанах, учреждениях, вокзалах, на каждой улице, в каждом поселке. Но если кому-то нравится любить друг друга прямо на мостовой — пожалуйста. В глазах общества публичное соитие станет столь же невинным актом, как, скажем, улыбка или воздушный поцелуй. Разве тебе не случаюсь улыбаться приглянувшейся незнакомке?

— Эх, дожить бы до столь славных времен… — молвил Рид, но не с вожделением, как того следовало ожидать, а скорее с содроганием. — Уж это воистину будет всем революциям революция. Великая сексуальная революция!

— Но пока она не совершилась, давай устроим сейчас еще одну ма-а-ленькую революционную схватку, — лукаво улыбнулась Сашенька.

— Демонстрацией обойтись нельзя? — с надеждой поинтересовался Рид. — А еще лучше — забастовкой?

— Надо сначала вникнуть в создавшуюся ситуацию. — Сашенька, если хотела, могла быть и снисходительной. — Да, вижу, что штыковая атака невозможна. Что же, прибегнем к рукопашной.

— Боюсь, что в моем случае не поможет и рукопашная, — печально признался Рид.

— Тогда остается последнее средство. — Сашенька плотоядно облизнулась. — Павших духом революционеров побуждают к действию ловкие языки агитаторов…

…О главном Рид заговорил только перед самым своим уходом.

— К тебе есть одно важное партийное поручение. Если не веришь мне на слово, могу затребовать решение центрального комитета.

— Верю, миленький, верю! — ласково проворковала Сашенька, продолжавшая нежиться в постели (наверное, еще кого-то ожидала).

— Тебе надлежит отправиться в Кронштадт для проведения… агитационной работы среди моряков. — У Рида в самой простой фразе почему-то случилась невольная заминочка.

— Всех подряд агитировать? — дурашливо хохотнула Сашенька.

— Нет, главным образом председателя Центробалта Павла Дыбенко. Знаешь такого?

— Конечно, знаю! — Сашенька несказанно обрадовалась. — В «Крестах» вместе сидели. Записочками обменивались. На прогулках переглядывались. Очень интересный мужчина!

— Теперь сможешь познакомиться: ним поближе. В Кронштадте от него все зависит. В настоящее время моряки находятся под сильным влиянием анархистов и отказываются поддерживать Петроградское вооруженное восстание. Ты обязана склонить Дыбенко на сторону большевиков. Каким образом, это уже твои заботы. Впрочем, ученого учить — только портить… Я буду поддерживать с тобой постоянную связь. — Встретив страстный Сашенькин взгляд, Рид поспешно уточнил: — Не любовную, а телеграфную. Накануне восстания верные люди передадут тебе мешок поваренной соли. Ее надлежит добавить в пищу морякам, отправляющимся в Петроград.