Эми Ньюмарк - Куриный бульон для души. 101 вдохновляющая история о сильных людях и удивительных судьбах

Первый сеанс химиотерапии произвел на меня сильное впечатление. В нос ударил сильный запах химикатов, и я с удивлением увидела большой зал с шезлонгами для пациентов. Я представляла себе все совсем по-другому. Процедуры проводили, не запирая пациентов в отдельных комнатах, а собрав их вместе в одном пространстве. Ряды шезлонгов и лежащие на них люди напоминали молочную ферму с рядами коров, которых присоединили к доильным аппаратам. Я старалась не смотреть в глаза лежащим под капельницами пациентам и уперлась взглядом в спину медсестры, которая вела меня в дальний конец процедурного зала.

Медсестра предложила мне лечь на шезлонг, стоящий между двумя мужчинами. Они о чем-то оживленно беседовали. Рядом с каждым пациентом стояли капельницы, наполненные красными или синими растворами, поступавшими им в вены. Пациенты не обращали на капельницы никакого внимания. Я заняла свое место между двумя джентльменами и извинилась, что я нарушаю их беседу. Эти господа спокойно отнеслись к моему появлению и втянули меня в разговор. Они сообщили мне свои диагнозы и поинтересовались, какой диагноз поставили мне. Я поняла, что моя болезнь – просто цветочки по сравнению с формами рака, которыми страдали мои соседи. «Как я могу жалеть себя, если людям приходится гораздо хуже, чем мне?» – подумала я.

Приблизительно через час оба моих соседа задремали. Потом я узнала, что сонливость – побочный эффект лечения химиотерапией. Я вынула свои распечатки и начала их читать. Позже я стала воспринимать эти сеансы как возможность отключиться, заснуть, мечтать или видеть сны о чем-то совершенно не связанным с реальностью. Сны и грезы скрашивали часы, проведенные под капельницей.

В следующие шесть месяцев я привыкла к химиотерапии и проходила ее на автомате – ложишься в шезлонг, лежишь под капельницей, выходишь в туалет и снова возвращаешься на место. В те дни, когда самочувствие было нормальным, я занималась домом и даже ходила на работу.

Лечение растянулось на несколько месяцев, и я очень ослабла. В это время я научилась принимать помощь. Если кто-нибудь изъявлял желание приготовить мне обед, я с радостью соглашалась. Прибраться у меня дома? Конечно, буду очень обязана! Купить мне продуктов? Спасибо большое. Я даже не представляю, в каких безднах отчаяния могла бы оказаться без поддержки и помощи близких людей.

Мой психический и душевный настрой имел такое же огромное значение, как и физические факторы лечения. Я читала и перечитывала отрывки из Библии, в которых рассказывается об исцеляющем прикосновении Господа.

Я фантазировала, что по моим венам носится Pac-Woman[9] и поедает злокачественные образования. Я представляла себе, что мое тело постепенно очищается от злокачественных клеток. Эти мысли придавали мне сил и помогали позабыть о боли и страданиях.

Знакомые пациенты говорили, что у меня уйдет минимум год, чтобы физически окрепнуть и снова начать нормально мыслить, а не пребывать в тумане. В один прекрасный день я проснулась и почувствовала себя сильной и энергичной, как и до болезни. Я начала жить полной жизнью – заводила новые знакомства, путешествовала и радовалась.

Мой характер и привычки сильно изменились. Сейчас я могу проехать девять часов на автомобиле, чтобы увидеть в лесу редкую птицу. Я готова идти по кишащим опасными змеями джунглям Южной Америки в поисках редкого вида орхидеи. Когда мне предлагают попробовать странное и экзотическое блюдо, я никогда не отказываюсь. «Почему бы и нет? – думаю я. – Козлиные потроха – это же наверняка что-то вкусное!»

Каждый из нас, находящихся в тяжелой кризисной ситуации, должен найти из нее свой выход. Конечно, если бы у меня был выбор, мне бы хотелось избежать той страшной болезни, которую я пережила. Но то, что я переболела и выздоровела, научило меня по-новому смотреть на жизненные возможности, на личностное развитие и получаемый опыт. Во мне появилось больше жажды жизни и сострадания. И я благодарна за каждый новый день, который мне предстоит пережить, независимо от того, что он несет и чем будет наполнен.

Гейл Моррис

Девять месяцев моей беременности прошли легко, но сами роды оказались тяжелыми, и нашего сына вынимали щипцами. Я была несказанно рада, что стану матерью. Мы с моим мужем Марком надеялись, что роды будут естественными, пройдут при зажженных свечах и приятной, мягкой музыке. Потом мы омоем ребенка в теплой воде, и я начну кормить его грудью. Но жизнь внесла свои коррективы, и получилось совсем не так, как мы планировали.

Ребенок выходил лицом вверх. В те годы будущей матери приходилось надеяться на то, что младенец в ее чреве сам перевернется. Помню, я была подключена проводами к массе аппаратов, словно телевизор в сельской местности к антеннам, чтобы прием был лучше. Как только обнаружились проблемы, моего мужа выгнали из родильного зала, включили свет, выключили музыку и отодвинули от греха подальше в угол ванну с теплой водой для омовения младенца.

Врач сделал мне укол в позвоночник, и потом на свет появился наш сын. Когда мне передали младенца, я заметила у него на лбу порезы. Я тогда подумала, что он большой молодец и пережил щипцы.

Прошло два месяца. Мы с Марком были счастливы и занимались ребенком. Приближался День Благодарения, и мы уже предвкушали, как проведем его с нашим сыном.

Но однажды, когда я кормила ребенка грудью, у меня сильно заболела голова. Через несколько часов боль стала такой сильной, что я не могла пошевелиться. К приходу Марка с работы у меня поднялась высокая температура. Муж предложил отвезти меня в больницу, наши друзья обещали присмотреть за ребенком, и я согласилась. Я поцеловала сына и сказала ему, что скоро вернусь.

По дороге в больницу каждая кочка отдавалась сильнейшей болью в спине. Я сообщила врачу, что кормлю грудью, попросила его выписать мне что-нибудь от боли и поскорее отпустить домой. Врач ничего не ответил и, закончив осмотр, вышел поговорить с моим мужем. Из-за температуры я была почти в бреду. Из соседней комнаты доносились отдельные слова: «заразное», «опасное для жизни», «консультация специалистов». Тон Марка стал озабоченным. Потом доктор вернулся и сообщил, что не может отпустить меня домой, потому что у меня спинальный менингит и меня нужно изолировать.

– Какой менингит? – переспросила я. – Как я могла им заразиться?!

– Я не знаю, как вы заразились, – ответил доктор. – Сейчас я даже не могу сказать, бактериальный менингит или вирусный. Вам необходимо принимать антибиотики.

Несмотря на боль, я не соглашалась с тем, что меня разлучат с сыном.

– Да кто же будет заниматься ребенком и его отцом? – бормотала я. Но температура все поднималась, и уговаривать доктора было бесполезно.

Меня положили в отдельную палату, и все посетители должны были надевать специальные костюмы и маски. Друзья звонили и старались меня поддержать, но из-за болеутоляющих я тут же забывала, с кем только что говорила. Каждый раз, когда действие лекарств притуплялось, я просила молокоотсос, чтобы сцедить молоко для сына. Марк должен был работать, поэтому ребенком занялись наши родственники. Малыша начали кормить из бутылочки, которая ему не нравилась, и он много плакал.

Мне несколько раз делали пункцию спинного мозга. Это очень болезненная процедура, но ее приходилась выносить, чтобы понять, успешно ли идет лечение. Потом врачи поняли, что у меня вирусный менингит, прекратили лечение антибиотиками и сказали, что мое тело должно само бороться с болезнью. Когда пришел День Благодарения, вся моя семья собралась в доме родителей мужа. Они разрезали индюшку, а я в это время лежала в больнице с менингитом. Болезнь сильно повлияла на левое полушарие моего мозга. Кроме того, начали атрофироваться мускулы правой ноги. Я часто молилась о выздоровлении и о том, чтобы Господь послал мне надежду. Мне так хотелось снова обнять своего ребенка!

Я подняла глаза и посмотрела в окошко на двери моей палаты. В коридоре стояли мой муж со своей сестрой и моя свекровь, державшая на руках моего двухмесячного сына. На моих глазах выступили слезы. Малыш смотрел на меня через разделявшее нас стекло, и наши взгляды встретились. Он улыбался. Я ощутила прилив новой энергии, и во мне проснулась надежда. Я улыбнулась ему в ответ. После этого случая я обрела уверенность, что скоро вернусь домой.

На одиннадцатый день у меня взяли еще одну пункцию спинного мозга. Моя правая нога высохла, став тоньше практически в два раза, но врач заявил, что мое состояние улучшилось на семьдесят процентов и меня можно выписывать из больницы. Марк отвез меня домой. Я попыталась кормить сына, но молоко пропало. Я очень расстроилась – и все же то, что сын не заразился менингитом, когда я его кормила, было настоящим чудом.