Стефан Вул - Живая смерть

Днем за днем они наблюдали, как развивается, все более и более округляясь, яйцо.

Однажды Жоаким застал Марту склонившейся над колбой. Она шептала нежные слова, адресуясь к этой плавающей в растворе малости. Называла Лизой этот зародыш-несмышленыш, производный от её умершей дочери.

Но вскоре биолог забил тревогу. Уж очень бурно пошел процесс. Подобное ускоренное и хаотичное развитие вынуждало эмбрион к почкованию. Следовало ожидать появления близнецов. Однако марта, казалось, не проявляла чрезмерной озабоченности в этой связи и даже выглядела вполне удовлетворенной складывавшейся ситуацией.

И это наглядно проявилось через несколько недель, когда выяснилось, что родятся не две, а десять особей!

И тут Марта призналась, что, пока Жоаким отдыхал, она сознательно спровоцировала почкование зародыша.

- Может всякое случится, - оправдывалась она. - По этой причине я хочу вызвать к жизни сразу несколько экземпляров.

- Но если все они успешно пройдут положенный им путь, - возразил Жоаким, - у вас получится не одна, а десять дочурок и все - Лизы.

- Ну, это ещё посмотрим.

И все же тот факт, что эмбрионы росли с такой быстротой, пугал ученого. После шести недель близнецы выглядели как трехмесячный утробный плод. Пришлось их разделять. Так появились выстроенные в ряд десять колб, в каждой из которых плавал свернувшийся, замкнувшийся на себя, красноватый лягушонок.

Через пару месяцев в сосудах строили гримаски десяток уже полностью сформировавшихся личиков. Похожие на вызывавшие безотчетную тревогу куколки, близнецы сучили сжатыми кулачонками.

Семеро из них продолжали неуклонно расти. Трое же безнадежно застыли в своих стеклянных гробиках. Плазма в их системе помутнела, тельца размягчились и потускнели. Уго взялся их где-нибудь захоронить.

Четыре месяца спустя пришлось признать очевидность.

- Всё, они достигли финишной черты, - констатировал Жоаким. Возникает вопрос, каким образом вам удастся обеспечить уход сразу за семью детьми?

- Я позаботилась об этом.

Действительно, в одно прекрасное утро Жоаким, войдя в лабораторию, увидел сидевшую в углу могуче сложенную женщину. Видик у неё был ещё тот впавшего в прострацию вьючного животного на отдыхе, крупноголового, широкоротого, с гигантскими конечностями. Биолог вопросительно посмотрел на Марту.

- Ее зовут Оуна, - откликнулась молодая женщина. - Она-то и займется малышками. Не так ли, Оуна?

Та, открыв в идиотской улыбке зев, певуче протянула в двухтоновой модуляции:

- Ды-а.

- Но... Но это же метиска с Марса! - воскликнул Жоаким. - Где вы её откапали?

- Это несущественно. Для такого рода обязанностей она подходит, лучше не придумаешь. Ее ведь и десять детишек не испугают, не правда ли, Оуна?

- Ни-ет, - осклабилась метиска.

Вокабуляр этого дебильного создания сводился к этим двум словам. Но она достаточно скоро доказала, что дело свое знает преотлично.

Когда близнецов стали по очереди вынимать из наполненных плазмой ванночек, нянька оживилась. По правде говоря, Жоаким растерялся, вытянув руками из колбы первого младенца и совершенно не представлял, как с ним поступать дальше. Вот тут-то метиска и вступила в свои права, деликатно освободив его от ноши и качнув ребенка пару раз туда-сюда. Тот запищал. А она сноровисто, в мгновение ока смазала его вазелином, запеленала и положила в первую из семи колыбелек.

То же самое она проделала с остальными близняшками, орудуя с эффективностью и размеренностью машины. После этого нянька отрегулировала подогрев кроваток, надвинула защитный кожух и вывела коляски наружу, в холод коридоров. При столь спорых и выверенных жестах невольно создавалось впечатление, что Оуна наделена десятью руками. С собой она зараз прихватила четверых новорожденных, а остальных покатили за ней Уго и Марта, в то время как Жоаким тщательно мыл затянутые в пластиковые перчатки кисти.

Обернувшись, биолог обнаружил, что остался один в лаборатории. Он двинулся к двери и выглянул в пустой коридор. Мэтра-био охватило чувство покинутости, смешанное с долей грусти и собственной бесполезности после успешного завершения возложенной на него миссии.

Погруженный в свои мысли, он сдернул перчатки, бросив их в контейнер для мусора. Затем вышел и принялся бесцельно бродить вблизи апартаментов Марты.

Несколько минут он нерешительно простоял у тяжелой двери. Где-то вдалеке плакали детишки. Он так и не решился войти и вернулся назад. В лаборатории, окруженный со всех сторон пустыми стеклянными сосудами, он вдруг ощутил себя бесконечно одиноким. Машинально принялся наводить всюду порядок. Однако, почуяв вскоре чье-то присутствие, повернул голову.

Оказалось, что исполинская паучиха Ванда воспользовалась открытой дверью. Она начала медленно и настороженно обходить помещение.

Слышать позвякивание её суставчатых лап при движении было настоящей пыткой для Жоакима. Делая большой крюк, дабы случаем не натолкнуться на страшилище, он выскользнул из лаборатории и закрылся в своей комнате.

Биолог попытался немного соснуть - безуспешно. Несколько часов он слонялся из угла в угол. Время от времени рал книгу, читал пару страниц, но в голову беспрестанно лезли посторонние мысли. Все кончалось тем, что он швырял её на постель.

Наконец тяжесть одиночества стала настолько невыносимой, что ученый вновь приоткрыл дверь лаборатории. Поискав глазами Ванду, он совсем было подумал, что та убралась восвояси. Но вскоре обнаружил её на столе: полуприсев перед одной из колб, та тянула плазму, медленно поигрывая в воздухе своими щупальцами, напоминая безобразную ведьму, выписывающую каббалистические знаки, чтобы вызвать в сей мир уж и не знаю какую гадость.

Жоаким с отвращением прикрыл дверь.

С наступлением ночи за ним явился Уго. Марта желала его видеть.

Она стояла, гордо выпрямившись перед камином, в котором весело потрескивали дрова.

Не было уже той молоденькой студенточки, которую Жоаким знал в течение нескольких месяцев. Вместо белоснежного халата - темное с блестками платье до пола. В агатовых глазах - огонек триумфа. Она взглянула биологу в лицо и просто сказала:

- Спасибо, Жоаким.

Засмущавшись, тот прокашлялся.

- Она... э-э-э... с ними всё в порядке?

Она молча наклонила голову. Затем заявила:

- Я бы хотела, чтобы вы на какое-то время задержались в замке. Возможно, вы мне ещё понадобитесь. После чего вы вольны поступать по вашему усмотрению.

В эту минуту Жоаким вдруг осознал, что в последние часы он подсознательно опасался, как бы его теперь бесцеремонно не выставили вон. Он понял это по внезапно всколыхнувшей его уже далеко не молодое сердце волне радости при этих словах Марты. Да, ему следовало чистосердечно признаться самому себе, что он вовсе не испытывал более никакого желания уезжать из замка.