Онджей Нефф - В тени Сфинкса (сборник НФ)

— Не знаю, — сказала Елена так, словно думала уже о чем-то совершенно другом. Спицы в ее руках быстро мелькали.

— А я знаю! — воскликнул он.

— Эрнест…

— Погоди. Я тебе скажу, почему мы перестали развиваться. Исчерпались возможности природы. Она была не в состоянии дальше двигать нашу эволюцию. Род homo sapiens ждал. И не думаю, что мы затащили нашу цивилизацию на неверный путь. Это лишь качественный прыжок. Предвиденная и глубоко укрытая в возможностях эволюции метаморфоза. От homo sapiens до homo creator — в полном значений этого слова. Не сумасшествие, а необходимость высшего порядка!

— Эрнест, — укоризненно сказала она. — А ведь совсем недавно мы думали одинаково.

— Мы и сейчас ближе, чем когда-либо, — быстро сказал он. — Пойми, мы оказались на обочине главной ветви эволюции. Словно динозавры. Словно неандертальцы.

Старуха перестала вывязывать петли и внимательно взглянула на мужа.

— Эрнест. Я мало что понимаю. Прости. Я больше слушала как ты говоришь. Вы с Ральфом очень похожи.

Наступила тишина. Они сидели, глядя друг на друга из разных углов маленькой комнатки. Сундук, диван, кресло и стул, на стене снимок в золоченой рамке — тех времен, когда они были молоды, рядом — стенные часы — даже не слышно, как они тикают, наверно, остановились ночью, а может, вчера или и того раньше. Тишину разорвал громкий лай. Он замер на высокой ноте, а потом послышался жалобный удаляющийся вой, словно собака убегала, поджав хвост.

Резкий звук звонка.

— Ax! — вскрикнула Елена. Клубок шерсти упал у нее с коленей и покатился к столу.

— Кто там еще? — удивился старик.

— Не отворяй, — шепнула она.

Он встал, снисходительно улыбаясь, и, шаркая шлепанцами, направился в прихожую. Сначала скрипнул засов, потом дверь.

— Добрый вечер, — раздался молодой женский голос. Старуха сидела, прислушиваясь.

— А-а, добрый…

— Я разыскиваю мать Ральфа Боита.

— Да? Моя… жена в комнате.

— Ваша жена?

— Меня зовут Эрнест Боит.

— Но ведь… Я думала, вы…

— Проходите, пожалуйста, налево.

В комнату вошла высокая темноволосая девушка в красном платье. Стройная и тоненькая. На ногах розовые чулки и туфельки, как из перламутра. Через плечо — сумочка.

— Добрый вечер, — сказала она и взглянула на старуху огромными печальными глазами.

— Добрый вечер, — ответила та.

— Не буду мешать, — буркнул старик. — Пойду в сад. Взгляну. Что-то хмурится, будет дождь.

— Нет-нет, — словно испугавшись чего-то, запротестовала старуха. — Останься.

— Как хочешь.

Он подошел к креслу и скрылся за раскрытой газетой.

— Да… Значит, это вы… — старуха беспомощно стиснула в руках неоконченное вязанье. — Cадитесь… — она указала на диван.

Девушка присела на краешек.

— Значит… Вы ищете мать Ральфа? Я его мать, могу вам чем-то помочь?

— Вы должны знать, где он, — ответила девушка.

— Я? — удивленно взглянула на нее старуха.

— Конечно.

Старуха беспокойно заерзала на стуле.

— Видите ли, Ральф давно не был здесь, — неуверенно сказала она. — Вам, вероятно, лучше спросить кого-нибудь из его друзей. А я даже не знаю, кто они и где живут. Вы должны знать. Спросите их.

— Я спрашивала.

— Ну и что?

— Возможно, они не хотят сказать.

— А почему бы им не хотеть? Да… А, собственно, зачем он вам?

— Я скоро стану матерью.

— Ох, — смутилась старуха. — Я не заметила…

— Но я еще не знаю, решусь ли рожать, — сказала девушка.

— Минутку, — старуха насупила брови. — Почему не знаете?

— Если Ральф не вернется… Это зависит от него…

— Значит, это он?!

— Да.

— Он знает?

— Нет, он неожиданно исчез.

— Странно, — задумалась старуха.

— А вы не пытались его разыскать? — спросила девушка.

— Дом и сад — вот весь мой мир. Я давно не выходила за его пределы. Муж был в лечебнице, а я…

Девушка опустила свои огромные глаза.

— А я искала. Но напрасно. Пока он сам не захочет, никто его не найдет. Никогда.

— Вы думаете… он… — с тревогой спросила старуха.

— Ваш дом — последнее место, где я спрашиваю о нем. Завтра я тоже уйду.

— Куда?

— Если он решился, то и я стану кем-нибудь другим. Жаль, когда-то я думала, что мы сможем быть вместе…

— А ребенок?

— Из-за него я и откладывала. Может, мне легче было бы найти Ральфа, если бы я не была похожа на себя. Но это бы означало конец для ребенка. Но ничего, завтра я стану другой женщиной. Возможно, более красивой, от которой такой человек, как Ральф, не ушел бы. Или мужчиной, и постараюсь завоевать сердце какой-нибудь другой женщины… Жизнь в любом случае впереди… Не та, так другая.

Ее глаза стали еще больше от набежавших слез. Она даже не открыла сумочку, чтобы поискать платочек и вытереть щеку, и медленно поднялась с дивана.

— Ну, я пойду.

— Постойте! — воскликнула старуха. — Так же нельзя!

— А что мне остается? До свидания. Точнее — прощайте, мы, вероятно, больше не увидимся.

Направляясь к двери, она задержалась около старика, поглощенного изучением газеты.

— С вами я тоже прощаюсь, — сказала она. — Хорошо, что вы живы. Помнится, Ральф как-то говорил, что у вас неважное здоровье. Но, надеюсь, теперь все в порядке. Это хорошо. Вместе всегда лучше…

— Да-да, — подтвердил старик, опуская газету на колени.

— Не вставайте, — запротестовала девушка, видя, что оба встали, чтобы проводить ее.

— А если все-таки Ральф появится? — неуверенно спросила старуха.

— Зачем? — рассмеялась девушка и тряхнула длинными волосами. — Любовь хороша тогда, когда она есть. Сегодня я и сама вспоминаю только какие-то мелочи. Например — глаза — они всегда у него задумчивые и печальные, а еще зеленые. Он говорил, что унаследовал их от матери, но я вижу, и у вашего мужа такие же.

Старик поправил пальцем сползшие на кончик носа очки.

— Ну, прощайте, — девушка улыбнулась старухе. — И не надо меня провожать.

Она повернулась и быстро вышла. Еще некоторое время был слышен стук ее высоких каблучков. Потом воцарилась тишина. Только где-то далеко все еще жалобно выла собака.

— Эрнест, — тихо сказала женщина.

— Да?

— Что это значит?

— Ну… ничего, — проворчал он. — После приступа, когда я последний раз лежал в клинике, я попросил, чтобы мне дали новые хорошие глаза. Зеленые, как твои. Для них это не проблема.

— Эрнест, это неправда.

— Уверяю тебя.

— Ты весь — другой. Я же вижу. Чувствую. Ты даже говоришь иначе. Кем ты… Кто ты?

— А кем я могу быть? — беспомощно спросил он.