Роман Никитин - Пусть люди вымрут!

Наследной принцессе Гизаде аль Саджах не по пути с неудачниками. Век хашшишинов кончился, их история тоже.

Нужно искать новый путь. И похоже, дорожный указатель сейчас перед ней. Гиза снова подняла взгляд и вновь столкнулась им со спокойным, уверенным в собственной правоте воином.

− Хоть бы назвался, римлянин. Знать бы с кем в пекло пойду…

− Называй меня Вождем, − улыбнулся собеседник. — За Вождем пойдешь, с именем в душе и молчанием на устах, ибо имя дадут лишь путь прошедшему, а путь истинный и до истины ведущий суть бесконечен.

− Ой, я тебя умоляю…, − Гиза скривилась как от зубной боли. − Давай без этого вашего папского богословия.

Вождь посмотрел на арабеску своими льдистыми глазами. Ничего не сказал, лишь улыбнулся. Повернулся к перешедшим на медленный шаг лошадям и щелкнул поводьями. Тележка продолжила путь.

В такие ночи, как говорится, хороший хозяин собаку из дому не выпустит. Но это там, в долинах — бесформенные как серый кисель облака обтекали Гору, а особо ретивая облачность даже покушалась на замок Старца. То и дело шальная туча накрывала природные бастионы замка, и тут же все стены покрывала мерзкая морось, воздух становился таким влажным, что, казалось бы, зачерпни ладонью да сожми ее — и тут же из кулака вода польется.

В такие ночи «на стены» выходил облегченный состав патруля. Во-первых, ни шайтана не видно там внизу, и что десять человек поставить в наблюдении, что сотню — все равно. А во-вторых, только полнейший дурень в такую погоду полезет на неприступную Гору. Даже если предположить, что из сотен и тысяч ей подобных в этом горном крае, безумец будет знать какая из них та самая.

Ну и, наконец, не дело людей абсолютно бессмысленным делом утруждать. Люди хоть и пешки, но пешки думающие. А кое-кто, та же Гиза, и хорошо думающие. Поставь ее в бессмысленный дозор раз — поморщится. Два — удивится. Три — подумает, что не всесилен Старец, боится теней, ослаб духом.

Словом, сегодня в дозоре была полудюжина Ангаша — здоровенного турка, попавшего в услужение к Старцу уже лет тридцать как. Хотя самому богатырю уж на шестой десяток пошло, видать не обычным путем ожидания у Ворот пришел. Заприметил его ибн Саббах лично, не иначе.

Хорошо было то, что Ангаш по этой причине никогда не участвовал в оргиях хашшишинов, и арабеску знал очень так себе. Плохо же было и то, что Гиза в этом смысле отвечала полной взаимностью — ничего путного о могучем турке она не ведала, а расспрашивать остереглась после первого же косого взгляда, которым ее наградил один из послушников.

Скорбный, еле заметный серп только народившейся луны скрылся за очередным нахальным облаком, дотянувшимся с низины, и Гиза тенью шмыгнула из своей каморки в коридор. Внутренние посты не проблема для изучившей твердыню Старца арабески, самое веселое пойдет на внешних укреплениях. Туда она добралась споро. Нашла уголок потемнее, огляделась — все чисто, − и вынула из складок одежды подарок безымянного римлянина.

Здоровая стальная бляха размером почти с ладонь. На ребре — маковка заводной рукоятки. Покрутишь — и хитрый механизм затянет потуже заводную пружину. А нажмешь — и вся верхняя часть бляхи с тихим щелчком откроется, представив взору стрелки самых что ни на есть настоящих часов. Нет, не часов — часиков. То, что обычно украшает целые башни римских ратуш, какой-то неведомый мастер уменьшил в десятки и сотни раз и запихнул в корпус размером чуть больше ладони.

Три стрелки. Одна самая шустрая — делает полный круг за минуту. Вторая в шестьдесят раз медленнее, описывает круг за час. Наконец, последняя, самая короткая и ленивая, оборачивается вокруг оси за половину суток. На концах каждой из стрелок тускло мерцают камни-светоносы. Ну, этим Гизу не удивишь, алхимики открыли секрет светящегося минерала лет сто или двести назад. Кто не помер от ядовитого дыхания светоноса и не обжог себе руки до черных язв — донесли свое знание до потомков.

Вообще, хашшишины использовали светоносы для создания ядов, свойство светиться бледно-зеленым цветом на воздухе воспринимали как забавную особенность этого крайне ядовитого минерала. Но вот погодь же ты, римляне приспособили и это свойство для своих целей. Бело-зеленые метки на стрелках, а также размеченная светоносом временная шкала позволяла Гизе с точностью до секунды сделать то, что наверняка войдет в историю.

Не это ли и есть — творить будущее?

Будет ли мир лучше без непобедимой армии шпионов Старца? Безымянный уверяет, что будет. Во всяком случае, как он высказался, «эту заразу надо выкорчевывать», и Гиза была склонна с ним согласиться. За годы, проведенные в услужении ибн Саббаха, ничего хорошего она не видела. И уж тем более не пылала к приютившему ее хашшишину дочерней привязанности. Отцы не заставляют своих дочерей раздвигать ноги во имя правого дела своих сыновей. Даже если за это потом воздается.

Без трех минут три часа ночи. В распоряжении Гизы остается тридцать три минуты. Если брать по пять минут на человека, то запас в три минуты. А если учесть, что Ангаш наверняка по обыкновению стоит на восьмом выступе в гордом одиночестве, не допуская к своей широкой спине охрану, то как бы не заскучать без дела, когда все будет улажено. Как жаль, что оружейная охраняется личной гвардией Старца. Насколько легче было бы, будь у Гизы небольшой, но мощный арбалет!

Но никто и не говорил, что будет легко.

Турок был на месте. Со своего места арабеска видела фигуру на фоне хмурого темного неба. Разуться из башмаков, встать на цыпочки для абсолютной тишины. И ведомой одним лишь хашшишинам поступью «быстрая тень» − к молчаливой фигуре воина. Ангаш не проходил посвящения, и тайным знаниям не обучен. Стар он, слишком стар, чтобы усвоить все те премудрости, которые Старец вбивал в своих молодых зверенышей с самого их детства. А потому главный охранник цитадели ибн Саббаха услышал быстрые шаги за спиной на секунду позже, чем это могло бы спасти ему жизнь.

Первый раз Гиза увидела лицо умирающего человека, обезображенного не злобой, ни отчаянием, ни болью, а бесконечным удивлением. Ангаш настолько не ожидал удара сзади, что даже не удосужился крикнуть в последний момент. Впрочем, и не смог бы. Сразу же после смертельного удара меж ребер арабеска своим бритвенно острым стилетом перечеркнула горло турка до того, как тот успел набрать в грудь воздуха. Только булькающее сипение, неслышимое уже в пяти-шести шагах.

Арабеска сверилась с часами — на первую и самую трудную цель меньше полутора минут. Если так пойдет и дальше, то как бы не замерзнуть, срока ожидая!