Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн

– Хорошо, – вздохнул Джубал. – Я уже предвкушаю, как буду целовать невест. А теперь, может быть, продолжим разбор операции?

– Не спеши, папуля. Уж тебе ли не знать, что при межвременных операциях спешить некуда.

– Верно – но нам не терпится. Итак, друзья, Фина – или Шива – создали наш учебный полигон по фотографиям, кинопленкам и голограммам, снятым в Ковентри[178] первого апреля тысяча девятьсот сорок первого года. Этот год настолько отдаленный, что все временные линии, патрулируемые агентами Круга Уробороса, еще представляют собой единую линию. А посему все, что бы мы ни предприняли в Ковентри тысяча девятьсот сорок первого года, отразится на всех цивилизованных временных линиях – «цивилизованных» в узком смысле, конечно: Круг не совсем объективен. В ходе подготовительных исследований выяснился один странный факт. Лазарус, тебе слово.

Мой сын встал:

– Вторая мировая война тысяча девятьсот тридцать девятого – тысяча девятьсот сорок пятого годов, какой я ее помню, закончилась гораздо более благоприятно для Англии и Европы, чем показывают наши недавние исследования. Например, мой брат, Брайан Смит-младший, был ранен во время высадки в Марселе, а затем его направили в Англию, в Солсбери, тренировать американцев. Помнишь, мама?

– Конечно, Вудро.

– А вот свежие исторические изыскания показывают, что этого быть не могло. Германия выиграла битву за Британию, и не было ни высадки в Марселе, ни тем более американской учебной команды в Англии. Зато Германию забросали атомными бомбами американские бомбардировщики Бэ-двадцать-девять, базировавшиеся в Северной Африке. Друзья мои, я участвовал в этой войне – и никаких атомных бомбардировок в Европе при мне не было.

– Спасибо, Лазарус. Я тоже участвовал в той войне, причем воевал в Северной Африке. Бэ-двадцать-девять там при мне не базировались, и никаких атомных бомб на европейском театре не применялось, – поэтому данные исторической разведки поразили меня не меньше, чем Лазаруса. Эти плохие новости и побудили нас превратить операцию «Джонсон-Прайм», имевшую целью обнаружение и спасение доктора Айры Джонсона, старейшины рода Джонсонов, в операцию «Ковентрийский перелом», в которую операция «Джонсон-Прайм» входит как одна из фаз, но цель которой гораздо обширнее: она призвана изменить исход войны с помощью единственного рейда. Восьмое апреля тысяча девятьсот сорок первого года избрано днем операции не только потому, что доктор Джонсон находился там как врач гражданской обороны, но еще и потому, что Ковентри в ту ночь гигантские «хейнкели» бомбили в четыре захода – это самый мощный налет, который когда-либо осуществляла нацистская военная авиация.

Математики Круга вместе с Шивой сошлись на том, что это переломный момент, в который горсточка людей способна изменить ход истории. Задача девушек майора Гретхен – уничтожить эту воздушную армаду настолько близко к ста процентам, насколько позволит современное оружие. С их помощью Королевские воздушные силы победят и впоследствии смогут выиграть битву за Британию, а без нее налет бомбардировщиков может оказаться – или оказался – слишком мощным для «спитфайров». Еще одна, скрытая цель операции «Ковентрийский перелом» – цель третьего порядка, так сказать, – это спасение жизни пилотов «спитфайров», чтобы те могли сражаться на следующий день.

Наша операция как раз в духе Круга Уробороса – минимальное вмешательство, дающее максимальный результат, и Круг смотрит на нее весьма оптимистично.

А теперь – внимание на голограмму. Мы смотрим на город с Луга Серых Братьев, на котором в ту ночь находился перевязочный пункт Джонсона-Прайма. Эти три башни – все, что осталось от центра города после предыдущих бомбежек: колокольни собора Святого Михаила, церкви Серых Братьев и церкви Святой Троицы. Слева от нас – колокольня поменьше, не вошедшая в кадр: это все, что осталось от старинного бенедиктинского монастыря, построенного в тысяча сорок третьем году Леофриком, графом Мерсийским, и его женой леди Годивой. Мы арендовали у графа эту башню и в ней смонтировали временной портал, который доставит лучниц Гретхен в тысяча девятьсот сорок первый год. Может быть, вам интересно будет узнать, что к аренде, выплаченной золотом, был добавлен еще и презент – великолепный белый мерин, которого леди Годива назвала «Этельнот» и на котором совершила свой знаменитый выезд на благо горожан Ковентри.

Джубал откашлялся и ухмыльнулся:

– Несмотря на многочисленные просьбы, исходящие в основном от Кастора и Поллукса, наша операция не предусматривает познавательной экскурсии на выезд леди Годивы.

На сегодня все, друзья мои. Чтобы принять участие в этой операции, вы должны быть убеждены в трех вещах: во-первых, что нацистский режим Адольфа Гитлера слишком страшен, чтобы дать ему победить; во-вторых, что нацистов желательно победить, не забрасывая при этом Европу атомными бомбами; и в-третьих – что стоит рискнуть своей головой, чтобы это осуществить. Круг на все эти вопросы отвечает «да», но каждый из вас должен решить это со своей совестью. Если кто-то не готов от всей души ответить «да» на каждый вопрос – ему лучше не участвовать.

Гедеонов отряд[179], в который войдут те, кто твердо решился, собирается на первое учение завтра в десять утра в нашем потемкинском Ковентри. Транспортная кабина для доставки на полигон находится к северу от этого здания.

Во вторник, 8 апреля 1941 года, в 7 часов 22 минуты вечера над Ковентри садилось солнце, пылая багровым светом сквозь смог и дым из труб.

Глядя на город, я испытывала странное чувство – так он был похож на имитацию Шивы. Я стояла у входа в пункт первой помощи, где ночью будет работать (работал) отец. Это строение было сложено из мешков с песком, покрыто брезентом и выкрашено в защитный цвет.

Рядом имелся примитивный сортир (фу!), а внутри – помещение для раненых и «операционная»: три сосновых стола, несколько шкафов, на земляном полу – дощатый настил. Водопровода не было – только бак с краном. И керосиновые лампы.

Вокруг простирался Луг Серых Братьев – запущенный парк, изрытый воронками от бомб. Монастырскую башню, арендованную нами у Леофрика, графа Мерсийского, супруга Годивы, не было видно, но я знала, что она к северу от меня, слева. Полевой агент Хендрик Хадсон Шульц, заключавший сделку с графом, доложил, что у Годивы действительно необычайно длинные красивые волосы, но с подветренной стороны от нее стоять не рекомендуется – она, похоже, мылась не более двух раз в жизни. Отец Хендрик шестнадцать месяцев корпел над англосаксонским языком одиннадцатого века, над обычаями того времени, над средневековой латынью – а задание, стоившее таких трудов, выполнил за десять дней.

Сегодня отец Хендрик находился при Гретхен в качестве переводчика – боевой отряд сочли нецелесообразным обучать дочосеровскому английскому, поскольку их задача – стрелять, а