Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста

— А разве я останусь на месте? Разве я не состарюсь с ним рядом, глупыш? Такова судьба человека.

— Нет, тебе еще долго быть молодой, — убеждал Гвидо, и все в ней вторило: «Правда! Правда!» — Ты подумала, что станешь делать тогда? Как жить? Как справляться с собой, еще молодой, неостывшей, ты задумывалась об этом? Отвечай!

«Как он прав! — обмирала внутренне Джой. — Он словно читает мои мысли!»

— По какому праву ты требуешь от меня ответа? — пыталась она противостоять на словах. — Кто ты такой наконец?!

— Ты знаешь, — глухо отвечал он.

— Знаю, — тихо смирялась она, ибо была перед Богом женой этого человека и совершила непростительный грех, дав святые обеты другому.

— Вот видишь!.. Что же ты сотворила с собой, Джозефина?

«Но разве ты не покинул меня? — хотела спросить она в свою очередь. — Разве не бросил, как старую тряпку, ради первой попавшейся?..»

И как тогда, в их мансарде на улице Кондотти, язык не повиновался Джой. Взметенные горестной вспышкой расхожие понятия: «тряпка», «бросил» и то омерзительное, обидное, что вовсе не отлилось в слово, все это было чужим, посторонним. Пошлость не смела касаться ее безмерной потери, пятнать грязью ее безжалостно раздавленную мечту. И немота, и подкативший к горлу прилив.

— Что ж ты молчишь, моя родненькая? — всхлипывал он у нее на груди. — Я же так любил тебя!

— Ты? Любил?!

— Если ты видела, что я ошибаюсь, то почему не остановила, почему не вернула меня?

— Почему?

— Да, почему?

— Разве можно хоть что-то вернуть? Или ты не переступил через меня, мертвую?

— И ты поверила!

— Как не поверить своим глазам!

— Лучше бы выколола мои! Отчего ты не дождалась меня? Зачем так непоправимо поспешила?

— Я не знаю, как отвечать тебе! — прокричала она сквозь слезы, растопившие смерзшийся в горле ком. — Пожалей меня хоть немножко…

— А ты меня пожалела? Я вернулся и не нашел тебя в нашем доме… Ты думаешь, мне было легко?

— Бедненький…

— Это все, что ты можешь!

— Чего же ты хочешь, скажи!

— Пойдем домой.

— Но у нас с тобой нет больше дома.

— Если есть мы, значит, будет и крыша.

— Но я не одна… теперь, милый.

— Разве ты любишь его?

— Он мой лучший, единственный друг.

— Это только слова. Ты его никогда не любила.

— Что же нам делать, когда все так безнадежно запуталось?.. Ты ведь тоже женат, мой родной?

— Это уже не имеет значения… Важно только одно: хочешь ли ты, чтобы мы опять были вместе?

— Разве можно зачеркнуть прожитые годы? Вернуться в прошлое, словно в оставленный дом? В нем живут чужие люди. Для нас не осталось там места.

— Наш дом ожидает нас, Джозефина.

— Какой дом, мой бедный Гвидо? Нашу квартирку под крышей заняли другие жильцы. Я видела их однажды.

— Где?

— У самых ворот. Они вышли гулять с детишками.

— Значит, ты приходила на нашу улицу?

— И не раз.

— Я тоже часто приходил туда, надеясь увидеть тебя, Джозефина. И ждал на площади, сидя на ступеньках, где молодые художники рисуют портреты туристов.

— И я там сидела, знаешь, возле того вазона с померанцем, но ни разу не повстречала тебя… Как ты не побоялся прийти сюда, прямо в палатку, мой Гвидо?

— Я знал, что твой муж оставил тебя.

— Он скоро вернется, самое позднее на третий день.

— Не обманывай себя: он никогда не вернется. Дай мне руку, и я уведу тебя отсюда, потому что одна ты погибнешь. Ты не можешь остаться одна, Джозефина.

— Куда ты тянешь меня? Пусти! Мне страшно…

— В наш дом, дорогая, где я так долго томился в одиночестве, поджидая тебя… Но ты не узнала его.

— Ты говоришь о «доме образов»?

— Не знаю, что это значит.

— Но так назвал Томазо амарантовое палаццо, где я нашла… Это правда, что ты ждал меня там, Гвидо?

— Я знал, что ты вернешься в наш дом, Джозефина.

Утром Джой отыскала шерпа, успевшего опустошить четыре деревяшки чанга.

— Я собираюсь проведать тот дом, мистер Темба. Мне надоело целыми днями ждать и томиться от безделья. Хочу немного проветриться.

— Возьмете яков, мадам?

— Предпочитаю оставить их на ваше попечение. Когда вернется мистер Валенти, скажете, где я, договорились?

— Но я не ожидаю мистера Валенти, мадам, я обязан ждать мистера Смита. — Анг Темба включил дисплей времени на калькуляторе. — Еще четыре дня, мадам. На пятое утро я свободен.

— Это все равно, ведь они ушли вместе… Словом, вы знаете, где меня найти.

— Понятно, мадам. При любых обстоятельствах я зайду за вами на обратном пути. Прикажете принести седло?

— Будьте настолько любезны, мистер Темба, — кивнула Джой, погладив подошедшего пегого мула. — А я пойду собираться.

Она сумела выехать часов около десяти и к полудню пересекла границу пустыни, где негде было укрыться и переждать зной. Безоблачное небо и отраженный от покрытого марганцевым загаром щебня жесткий металлический свет сыграли с неопытной наездницей привычную шутку. Несмотря на широкополый «стетсон» и солнцезащитные очки, темнеющие с увеличением освещенности, она еле держалась в седле. Отяжелевшие веки неудержимо слипались, в висках и затылке ощущалась свинцовая ломота.

Заметив одинокую фигуру, отбрасывавшую густую длинную тень, Джой сперва подумала, что это ей только кажется. Зажмурив измученные глаза, она подождала, пока немного померкнут багровые пляшущие круги, и осторожно приоткрыла трепещущие ресницы. Тень не исчезла. Подхлестнув мула, Джой вскоре поравнялась с изможденной старухой, бредущей неведомо куда по раскаленному камню.

Придержав повод, она хотела было о чем-то спросить убогую странницу, но так и не сообразила, о чем. Голова гудела, как надтреснутый колокол, и сознание заволакивал вязкий туман. Проехав мимо и почти позабыв о встрече, Джой вдруг резко натянула поводья. Тупой пулей ударила в сердце и мозг убийственная догадка.

Джой поняла, кого неосознанно напомнила ей оборванка в разодранной синей блузе и вытертых джинсах. Это была она сама и в своей же одежде, но разом постаревшая лет на пятьдесят или сорок.

Как та мегера в одной из ячеек безысходного колеса человеческих мук, она тащилась на неведомую живодерню, уподобясь потерявшему всякую память скоту.

Джой долго смотрела вслед уходящему будущему.

«Томазо! Любимый, единственный, — шепнула сквозь сомкнутые губы. — Сколь многое ты приоткрыл для меня… Жаль только, поздно. Прости».

Не только разумом, всем существом своим она поняла страшную истину: в этой долине не было смерти для тех, кто боялся умереть.