Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Убить Чужого

Изгой вернулся к мертвому коню и, стараясь не касаться почерневшей, изъеденной язвами шкуры, расстегнул седельную сумку. Тащить с собой все, что в ней было, он не собирался. Лишний груз в такое время губителен. Мужчина остановил свой выбор на огниве, фляге с крепкой черничной настойкой да мешочком, в котором находилась смесь красного толченого перца, чеснока и крепкого табака.

Развязав зубами тесемки, он снял варежку и, оставшись в шерстяной перчатке, высыпал немного порошка на снег. Затем убрал вещи в переброшенную через плечо кожаную котомку. Прикрепил к унтам старенькие охотничьи лыжи и плотнее запахнул длинный плащ из барсучьих шкур. Уже на ходу Лённарт вернул капюшон на голову и побежал по пустынной дороге, больше ни разу не оглянувшись.

Он не видел, как мертвый конь, приподняв голову, смотрит ему в спину и скалится страшной желтозубой улыбкой.

Так повелось с начала сотворения мира. В северных странах, где лето всегда было поздним и белоночным, а зима ранней и тягуче-долгой, где в бесконечно-спокойных водах фьордов спали ушедшие боги, а люди уже много веков жили порознь с народом Мышиных гор, Отиг считался особенным праздником. О нем начинали говорить задолго до холодов и приступали к приготовлениям осенью, как только на осинах желтели первые листья, а салака уходила от скалистых берегов Гьюнварда далеко в море. Его ждали и боялись, потому что, когда наступала самая длинная ночь, граница между миром людей и миром тьмы стиралась, а существа, которым в обычное время не было места на земле, до самого утра становились полновластными хозяевами.

Лишь тот, кто сидел дома, заперев двери на засов и подбрасывая хворост в огонь, мог чувствовать себя в безопасности, вслушиваясь в яростный вой ветра за окном.

Прежде чем уйти, боги, чьи имена давно уже забылись, установили закон — люди у очага неприкосновенны. И темные сущности, даже такие могучие и непредсказуемые, как Расмус Углежог, Проклятый Охотник, Дагни Два Сапога или Ледяная Невеста, неукоснительно его соблюдали.

К Отигу все старались запастись хворостом, чтобы пламя не гасло до рассвета. В бесконечную ночь люди собирались за одним столом, ели мороженую бруснику, кислую сельдь, подслащенную оленину, пили пахнущий миндалем и гвоздикой глёг и слушали рассказы стариков о тех, кто вышел за порог, чтобы никогда не вернуться, а также о тех, кто смог обмануть судьбу и пережить страшное время.

Лённарт был не робкого десятка, за свою жизнь он многое успел повидать, но никогда не желал искушать богов, предпочитая проводить Отиг за безопасными стенами, а не в глуши под открытым небом.

Уже больше часа Изгой бежал вперед и за это время позволил себе лишь одну кратковременную остановку. Иногда он бросал за спину щепотку смеси из перца, чеснока и табака, которые на какое-то время должны были отпугнуть мелкую нечисть, если она шляется где-нибудь поблизости. Солнце уже висело над самым горизонтом, вот-вот должны были наступить сумерки. Зимой на севере темнело рано и быстро. На землю начали падать редкие снежинки. Лённарт с досадой фыркнул. Ему был знаком и этот снег, и этот ветер, и эти наползающие с запада облака. Погода портилась.

Зимний лес наблюдал за одиноким путником с высоты своего огромного роста с безучастной усмешкой. Застывший, безмолвный, с острыми грядами заструг[18] возле древесных стволов, тусклым настом и пушистыми белыми лапами мрачноватых елей.

Одинокие снежинки недолго летели охотнику под ноги, спустя несколько минут начался настоящий снегопад. Но мужчина упрямо продолжал продвигаться вперед, хотя мог бы переждать ненастье. Вырыть лежбище в сугробе не сложно и без лопатки. Или, на худой конец, используя плащ и нижние, самые густые, еловые лапы, построить укрытие. Надо лишь следить, чтобы подтаявший с ветвей снег не упал в костер, который не трудно развести даже в такую погоду. Огонь даст тепло. Но привлечет к себе внимание. Так что останавливаться во время Отига вне дома — верх глупости. Лённарт не желал, чтобы к нему нагрянули в гости ни звери, ни… кто-то еще.

Трижды охотнику чудилось, что за ним кто-то идет. Он слышал то быстрые шаги, то приглушенный стук лошадиных копыт. Каждый раз приходилось останавливаться, отступая поближе к деревьям. Лённ сбрасывал капюшон и, не обращая внимания на холод, подолгу прислушивался. Но дорога оставалась пустой, никто не спешил показаться из-за поворота, и меч, наполовину вынутый из ножен, отправлялся на покой.

Мороз, и без того сильный, продолжал крепчать. Изгой вытянул из-под теплой куртки с овчинной подстежкой ворот оленьего свитера и натянул на подбородок. Затем закрыл шарфом лицо, оставив только прорези для слезящихся глаз. Разыгравшийся ветер сразу же перестал сбивать дыхание, идти стало легче.

Добравшись до развилки, отмеченной невысоким каменным крестом, шершавым и накренившимся, охотник остановился. Отсюда в Федхе вели две дороги.

Одна из них, короткая, была давно заброшена. Несколько лет назад Лённарт проезжал по ней, и выигрыш по времени оказался очень заметным, хотя путь напрямик, через Йостерлен, не пользовался популярностью у местных жителей. Изгой вдоволь наслушался историй о покинутом становище, о горящих в ночи кострах и свирепых пожирателях человечины. Эти рассказы ничем не отличались от тех, что ходили в Гренграсе, где он родился и вырос. В каждой земле есть свои страшные сказки. Крестьяне, оленеводы и лесорубы любят их сочинять и с легкостью в них верят.

Разумеется, в любой лжи может оказаться доля истины, поэтому, отправляясь по неизвестному пути первый раз, охотник за головами держал оружие под рукой. Но так и не встретил ничего опасного. Лес оставался лесом, точно таким же, как везде. Даже заброшенное среди полян морошки становище с покосившимися хижинами, крыши которых поросли мхом и папоротником, оказалось безопасным для ночевки.

Снега намело столько, что путь едва угадывался. Лыжи спасали, но даже на них идти было нелегко. Ели придвинулись вплотную, нависли над охотником, а затем раздались в стороны, отбежав на несколько сотен ярдов, и открыли взору большую прогалину, заваленную крупными, высотой в два-три человеческих роста, базальтовыми глыбами. Они походили на убитых солнечным светом, запорошенных троллей. Ветер, больше не скованный деревьями, разыгрался и устроил настоящие салки со снежинками.

«Летом здесь гораздо приятнее», — подумал Лённарт, переживая очередной ледяной порыв.

Окончательно стемнело. Полная луна неслась наперегонки с облаками, то и дело с разбегу ныряя в них и вновь выглядывая через разрывы. Ее бледного света было вполне достаточно, чтобы не сбиться с пути.