Тед Чан - Понимай

  Он не создал команду для произнесения, это со­всем не сенсорный спусковой механизм. Это выклю­чатель в памяти: команда запускает цепь восприятий, индивидуально безвредных, которые он вложил в мой мозг как адские машины. Ментальные структуры, воз­никшие в результате этих записей в память, теперь разрешаются орнаментом, формируя гештальт, который определяет растворение меня. Я сам проинтуичил Слово.

  Тут же разум мой запускается как никогда быс­тро. Против моей воли летальное осознание навя­зывает себя мне. Я пытаюсь затормозить ассоциа­ции, но эти воспоминания не подавить. Процесс идет неумолимо, как следствие моего сознания, и я, как человек, падающий с высоты, могу только наблюдать.

  Идут миллисекунды. Моя смерть происходит у меня на глазах.

  Образ бакалейной лавки, проходящего мимо Рейнольдса.

  Психоделическая рубаха на мальчишке. Рейнольдс запрограммированными образами внедрил в меня внушение, чтобы моя «случайным образом» перепрограммированная психика осталась воспри­имчивой. Еще тогда.

  Времени нет. Единственное, что я могу, — перепрограммировать себя случайно сейчас, в бе­шеном темпе. Акт отчаяния, может быть, ведущий к увечью.

  Странные модулированные звуки, которые я ус­лышал, войдя к Рейнольдсу.

  Я воспринял роковые наития раньше, чем по­ставил какую-либо оборону.

  Я разрываю свою психику на части, но заклю­чения становятся яснее, разрешение острее.

  Я сам, строящий имитатор.

  Создание этой оборонительной структуры при­дало мне восприимчивость, нужную для распозна­ния этого гештальта.

  Я уступаю его превосходящей изобретательнос­ти. Она очень пригодится ему в его предприятии.

  Прагматизм служит спасителям куда лучше эсте­тизма.

  Интересно, что он будет делать после того, как спасет мир?

  Я воспринимаю Слово и средства, которыми оно действует, и потому я растворяюсь.

Это самый старый рассказ в этой книге, и он мог бы вообще никогда не появиться в печати, если бы не Спайдер Робинсон, один из моих инструкто­ров в «Кларионе». Рассказ набрал целую пачку от­казов, когда я рассылал его впервые, но Спайдер меня подвигнул послать его снова, когда у меня в резюме уже значился «Кларион». Я кое-что переде­лал и отослал его, и на этот раз реакция была куда благожелательнее.

    Зародышем истории послужило небрежное за­мечание, сделанное моим соседом по комнате в колледже: он тогда читал «Тошноту» Сартра, где главный герой во всем, что видит вокруг, находит только бессмыслицу. И мой сосед поинтересовался: каково это было бы — во всем находить смысл и порядок? Меня это навело на мысль о повышенном восприятии, что предполагало сверхинтеллект. Я стал думать о том, в какой момент количественные изменения — улучшенная память, более быстрое распознавание образа — дают качественную разни­цу, совершенно новую форму познания.

    И еще я думал о возможности понять, как на самом деле работает наш разум. Некоторые люди уверены, что нам наш разум понять невозможно — они приводят аналогии вроде «никто не может уви­деть собственное лицо своими глазами». Меня эти аналогии никогда не убеждали. Может оказаться, что мы действительно не можем понять собствен­ный разум (при определенных значениях слов «по­нять» и «разум»), но, чтобы я с этим согласился, понадобятся аргументы куда более убедительные.

Позитронно-эмиссионная томография. — Примеч. пер. 

из ничего (лат.).

Да будет слово (лат.).

чистая доска (лат.).