Юрий Никитин - Чародей звездолета «Агуди»

Утром Геннадий показался мне разговорчивее, чем обычно, а когда лихо вкатил в Кремль и остановил машину у молчаливых охранников возле ступеней, повернулся и посмотрел на меня с глубочайшим сочувствием.

– Не страдай, – сказал я. – Мы получаем то, что заслужили.

– Господин президент, – осмелился сказать он, – вы просто не успели…

– Раньше надо было начинать, – ответил я с тоской.

– Раньше бы вам не дали!

– Все равно надо было, – сказал я.

Работники охраны распахнули дверцу, я вышел и двинулся в последний, как чувствую, путь российского президента по Кремлю. Если здесь хоть что-то уцелеет после бомбардировок, то будет военная комендатура. Но, скорее всего, лишь огромный кратер, как мечтал Гитлер, но сумеет осуществить его мечты, да и свои, другой фашизм: не коричневый, а звездно-полосатый.

В холле охранник вытянулся и взял под козырек, чего никогда не делал. И сколько я шел через анфиладу, все поднимались и отдавали честь. Даже Крамар вытянулся, отдал честь, мужественное лицо пыталось скривиться в гримасу сочувствия, но не сумел этого делать, зрелище было наполовину устрашающее, наполовину комичное.

– Господин президент, – проговорил он хриплым голосом, – надеюсь, в правительстве вас поддержат.

– Размечтался, – ответил я вяло. – У меня там не соратники, а политики. Это две большие разницы.

В зале полно народу, я сразу выхватил вытянувшиеся лица Агутина и Окунева, они поспешили навстречу, в то время как Шандырин и Павлов стыдливо отвернулись, а Башмет вообще отступил и постарался затеряться среди таких же солидных самцов.

Я пожал руки Агутину, Забайкальцу и Окуневу, кивнул на оживленно спорящих возле включенного телевизора Громова и Сигуранцева:

– Что там у них? Чью шкуру делят?

– Пока не вашу, – ответил Карашахин чересчур весело. – В Штатах выбирают президента, но уже есть какие-то неожиданности…

– Не какие-то, – поправил Павлов, – а весьма, скажу вам. Весьма… Из семи штатов, где у Бушмена на прошлых выборах было полное преимущество, он победил только в пяти, да и то с небольшим отрывом. Но в двух победил Готентот. Подсчет голосов еще продолжается, но… я боюсь в это поверить, чаша весов начала склоняться в сторону Готентота.

Мы подошли к дверям кабинета, как обычно, они попытались меня пропустить вперед как президента, я же их старался пропустить как гостеприимный хозяин, возникла небольшая сутолока, а когда протиснулись, Сигуранцев сказал мрачно:

– Нам еще мусульманского фанатика не хватало!.. Если десант высадится уже не бушменовский, а готентотовский, то вместо мягкого правления демократов будет свирепая исламская диктатура. Отпустим бороды, наденем чалмы и будем с тоской вздыхать по так приятно загнивавшему миру демократии…

Я подтолкнул их в спины:

– Ладно-ладно, не отвлекайтесь. На процесс выборов американского президента повлиять никак не можем, так что давайте займемся своими баранами.

Заходили, рассаживались, кресло Новодворского некоторое время пустело, затем Окунев решился и опустил зад в сильно продавленное сиденье, локти на стол, взгляд исподлобья: вот я спас всех вас от неловкости говорить об этом человеке как о предавшем страну, хотя на самом деле он не предавал, а спасал… но вот теперь я, Николай Степанович, первый друг и соратник Новодворского, буду продолжать его дело. И, конечно же, по праву претендовать на кресло президента.

Если тебе оставят это кресло, подумал я невесело. Ведь России уже не будет. Чтобы помириться с Европой, Штаты отдадут ей какие-то кусочки на Западе, Японии отойдет часть Дальнего Востока. Китай ничего не получит, он сам мишень после России…

Я сидел молча, слова не шли. Наконец обвел их тоскующим взглядом, в котором, сам чувствую, одно лишь черное море тоски и безнадежности.

– И это что же? Конец?.. Да не мне, мы все – песчинки в стене великого дворца новой цивилизации, но конец великой… я впервые употребляю это слово!.. великой нации?

Шандырин, Агутин и Башмет молчали, в их глазах затаенное торжество. Слишком много приложили усилий, чтобы свалить меня, а в этом случае личное выходит на первый план. И хрен с ним, общественным стадом всего племени, но лишь бы в нем моя корова не сдохла. Все-таки мы люди, слишком еще люди, что вообще-то свиньи редкостные.

Шандырин кашлянул, произнес с глубоким сочувствием:

– Но ведь ушли в небытие великие народы скифов, гиксосов, персов… От них остались памятники культуры, обогатившие мир. Русские не исчезнут, они вольются в общий народ землян. Как однажды русскими стали печенеги, торки, меря, весь… Процесс соединения всех наций в один народ пошел, как говорил один деятель… Антиглобалисты могут только затормозить, но не остановить процесс.

Я возразил с горечью:

– Я ничего не имею против слияния народов. Я против того, чтобы вместо всего богатства кухонь мира человека кормили только юсовским гамбургером.

– А это уже издержки, – сказал Агутин. – Будем надеяться, что юсовость разбавится захваченной культурой рабов. Это уже случилось тогда, в прошлый раз.

– Когда? – переспросил непонимающий Окунев.

– В Древнем Риме.

Он говорил саркастически, желчно, как всегда, и снова непонятно, говорит серьезно или издевается над кошмаром, в котором живем.

Громов произнес с тяжелым вздохом:

– Опоздали, везде мы опоздали… И с этой иммиграцией, и с переходом к автократии… И даже Европа опоздала, только сейчас начинает протестовать против вторжения! Поняли, что мы сделали хоть и жестко, но единственно верно. А им это еще предстоит, только у них крови из-за половинчатых мер будет намного больше. И так быстро заразу не выжгут!

Быстро вошел Карашахин, наклонился к моему уху:

– Экстренное сообщение насчет эскадры…

Я устало отмахнулся:

– Говори всем.

Он выпрямился, обвел сидящих за столом цепким взглядом, больше приличествующим работнику контрразведки, чем начальнику канцелярии.

– Экстренное сообщение, – повторил он. – Эскадра американского флота час назад застопорила движение. А в данную минуту разворачивается. Сторожевые корабли вообще легли на обратный курс. Два линкора уже направились обратно через океан.

В помещении наступила мертвая тишина. Я повернулся к Карашахину:

– Как такое может быть? Они были уже у наших берегов!

– Господин президент, это абсолютно точно.

– Что известно?

Его брови взлетели на середину лба. Развел руками:

– Ничего. Клянусь, никаких открытых, шифрованных или сверхсекретных приказов не было. Адмиралу Рамбаку было приказано высадить десант, захватить Петербург, а командующему группой армий в Германии – сделать бросок на Москву. Никто отбоя не давал!