Сергей Наумов - В двух шагах от Рая

- Там небольшой рубильничек. На всякий пожарный случай. Мало ли что там, внутри... вдруг заело трос, или все угорели от бензиновых паров. Ворота можно открыть и с улицы, только нужно замкнуть цепь. Ясно?

- Ясно... Как к нему подобраться?

- Пулеметом...

- Как это?

- Две очереди всадить в скальную стенку - она тонкая, добраться до коробки. И ее срубить пулями... Замкнуть цепь... И - "Сезам, отворись!".

- Здорово! Только кто же так точно напишет расписочку?

- Щеколда. Только он.

- А дзоты? Они, что же, молчать будут?

- Не будут, Серега, в том-то и дело. После первой же очереди накроют.

- Значит, нужно разбить камень с первой очереди?

- Да. Хорошо бы.

* * *

Седой собрал группу в расщелине на узкой площадке, где приходилось стоять в неудобной позе. Он кратко изложил суть плана. И попросил высказываться. Он надеялся на хороший подсказ. И получил его. Джанич знаток пещер - взялся отловить десяток крупных летучих мышей.

- Они хорошо называются у Брема - "красный кожан".

- Самые наши мыши, - вставил Присуха, - а я гарантирую взрыватели к минам любого замедления...

- А мины?

- Мины, командир, сделаю я, - сказал Франтишек, - нужно ведь не более трехсот граммов взрывчатки.

- Да, "кожан" больше не потянет... - сказал Джанич.

- Щеколда?

- Спасибо, командир, за доверие. Постараюсь добраться до коробки. Только бы успеть...

Да. От Чиликина зависело все. Если не откроются ворота - вся затея с летучими мышами лопнет как пузырь.

- Знать бы, сколько их там? - вздохнул Гайда.

- Зачем? Сколько ни есть - все наши, - отозвался Арабаджев.

"Человек всегда должен надеяться на лучший исход, - думал Долгинцов. - А его-то и нет. Исход один. Смерть с оружием в руках".

Распадок - ловушка, капкан. Вошел и уже не вышел. Если немецкий комендант не дурак, он поймет всю выгодность своего положения и поднимет солдат по тревоге. Велик будет соблазн уничтожить всю группу одним махом. Наверное, за такое у них дают Железный крест.

"Как же тяжело отправлять людей на смерть, - думал Седой. - Ведь это их последний день, вечер, последнее солнце, самокрутка, рукопожатие. Другого дня не будет. Но ведь этот день приходит рано или поздно, а тебе вдруг выпало сделать для других людей такое великое дело, что все твое существование на земле окупается сразу и на долгие годы. И все равно, как все-таки тяжело посылать людей на неминуемую смерть". О себе за годы войны он привык не думать - смерть всегда ходила с ним рядом. Ему вдруг тепло и хорошо вспомнился Веретенников. Этот парень останется жить. Должен. Он же Феникс. А вообще везучий. Оказывается, есть на войне и такая субстанция везение. Он вот тоже везучий. Сколько раз приходилось умирать, а живой.

К вечеру Гайда сплел из ивовых прутьев просторный садок. Вернулся из поиска Джанич с Арабаджевым. Они принесли в мешке двенадцать крупных мышей. Мыши отчаянно пищали, и Седой подумал о патрулях, которые иногда появлялись на скалах.

Ночь прошла спокойно. Веретенников доложил об очередном рейсе колонны "бюссингов". У немцев было все в порядке. Они работали.

Следующий день Франтишек и Присуха мастерили мины. Взрыватели должен будет вставить Веретенников в последний момент. Замедленность пять минут. Этого времени должно хватить, чтобы выпустить всех мышей.

Кончался день. Солнце огромным красным шаром медленно падало за вершину горы. Но и потом света его хватило, чтобы высветить лица сидящих кружком людей. Они писали письма. Все, кроме Щеколды и Седого.

Долгинцов отозвал Арабаджева, сунул ему гранату-неразлучницу и тихо сказал:

- Проведи мне людей мимо скального гребешка, Николо...

- Хорошо, Андрюша... Возьми письмо. Останешься живой, передашь моим. Только в руки. Хочу, чтобы ты рассказал сам...

- Если останусь, сделаю, как говоришь.

- Прощай... Помни Севастополь...

Они обнялись.

Солнце совсем спряталось за горой, и лишь призрачный полусвет говорил, что оно еще здесь, в этом краю, в этом полушарии. И в этом полусвете он, напрягая глаза, всматривался в их лица.

Они проходили перед ним строгие, подтянутые и красивые в свой последний час. Их лица были обращены к нему, и он едва уловимым движением головы кивал каждому. Они понимали, что командир захотел проститься с ними по-воински, просто, без рукопожатий и объятий, которые, может быть, даже и оскорбили бы их, уходящих на столь тяжкое и высокое испытание. Ведь никто из них не знал, как будет умирать, знал только, что смерти не миновать.

А Седой чувствовал, как каменеют скулы на лице. Последним шел Присуха. Он улыбнулся капитану, как улыбнулся бы отцу, но улыбка вышла горькой и фальшивой.

Горше всего было прощаться с Присухой, он был неистребимо юн и немного наивен в своем стремлении казаться матерым боевым разведчиком. Он был похож на мальчишку, играющего в войну.

Сзади вздохнул Веретенников. Группа скрылась за гребешком скал.

* * *

Рутт и Хёниш смотрели в бинокли через амбразуру дзота. Целый час они вели наблюдение за долиной. И никого. Никакого движения.

- Вот они, Гельмут. Все десять человек. Взгляни... левее распадка... А черт... их девять. И что это с ними?.. Они в масках.

Что бы это значило? Гельмут, мне нужен десятый. Где он? Такой огромный русский медведь. Что за чертовщина? И все равно мы их возьмем за полчаса. Сотня твоих парней, и конец.

- Я не дам команду оставить "Рай", Зигги...

- Ах да, - иронически обронил Рутт, - ты ведь поклялся фюреру выиграть войну, твердо следуя идиотским распоряжениям твоего высшего начальства. Зачем я ходил к русским? Я их всех сосчитал и разглядел в лицо. У них один пулемет МГ и десять автоматов, тюки со взрывчаткой и решимость взорвать склад. Это они. И они не успокоятся, пока не сделают своего дела. У тебя есть возможность их взять а получить Железный крест, а ты топчешься на месте. Они все здесь, кроме одного. Я не знаю, где он, но что может один? Даже если он медведь.

Поднимай роту, Гельмут. Если они сейчас исчезнут, мы не будем знать, что они сделают завтра. Взводом поиска их не возьмешь. Нужно сто твоих парней...

- Ты прав, Зигги, - вдруг согласился Хёниш, - я их возьму, пока они тепленькие и не подозревают, что лезут в мешок. Пусть они войдут в распадок. Это же мышеловка - откуда не выйдешь... Они глупы, как куропатки... Тревога! Зигги, поднимай роту...

* * *

- Смотрите, товарищ капитан...

Седой взглянул на ворота. Они были распахнуты. Из них выходили и строились в колонну по четыре солдаты в черных мундирах.

- Вот так-то лучше, - удовлетворенно пробормотал Долгинцов.

- А если кто остался?

- Бой вытянет всех, он просто их потребует, Серега. И что нам редкий заслон... мы ведь будем невидимками...