Игорь Росоховатский - Встреча во времени

Старик зло взглянул на него и потупился. «Они думают, что все знают, что могут и в душу залезть», — подумал он и сказал:

— Делать нечего, придется идти. А то, гляди, сами и не дойдете. Утонете…

Виталий Сергеевич улыбнулся. Толя подошел к старику и положил руку ему на плечо:

— А вы все-таки молодец.

Старик резко двинул плечом, сбрасывая руку, и медленно зашагал вперед.

По мере приближения к зеленой стене стали различимы на ней красные пятна. Вскоре старик и ученые уже пробирались среди невероятно высоких трав. Их верхушки, жесткие и толстые, колыхались перед самыми глазами.

Старик передвигался еще медленней, осторожней, тыча палкой в почву.

Потянулись заросли гигантских кустарников. Они достигали в вышину трех-четырех метров и были похожи на развесистые деревья. То, что издали казалось красными пятнами, на самом деле было скоплением большущих ягод.

— Обратите внимание — ни кустарник, ни ягоды не изменены по форме, только их размеры увеличены во много раз, — сказал Виталий Сергеевич Толе. — Может быть, здесь есть какой-то стимулятор роста, а может быть…

— Если это действие стимулятора, то стимулятора необыкновенной силы! — уже подхватил Толя. — Эх, если бы его найти!

Виталий Сергеевич поспешил, как он называл, «остудить парня ушатом холодной воды». Он сказал нарочно спокойно:

— В науке поспешность нужна прежде всего энтомологам.

Старик прислушивался к их перепалке и удивлялся про себя: «Даже в таком месте рассуждают так, словно гуляют у себя в городе… Может, представляются друг перед другом да передо мной, старым дурнем?» Подумал и ответил себе: «А может, и не представляются?..»

Он прошел еще немного и вскрикнул, закрыв лицо руками. Между зарослями показалось кровавое озеро. Вода в нем была пурпурно-алой, и на ее поверхности появлялись и лопались большие пузыри.

Виталий Сергеевич и Толя обошли старика и направились к озеру. Термометр, погруженный в воду, показал тридцать четыре градуса.

— Очевидно, горячие источники, — высказал догадку Виталий Сергеевич и подумал: «И земля здесь очень теплая. Теплая и влажная. Благоприятная почва для микробов».

Дед Трофим приоткрыл один глаз и увидел, что его спутники живы и невредимы, стоят на самом берегу озера и набирают воду в пробирки. Он несколько осмелел и подошел к ним поближе, но выйти на берег все-таки не решился.

Старик стоял и думал об этих непонятных людях: «Получают хорошие деньги, имеют квартиры в городе, а поехали в такую глушь. Пошли на болото, в Проклятую долину, и рыщут здесь. Что им, жизни не жалко? Наверное, в городе у старшего — жена, дети, а у того, что помоложе, — невеста…» Внезапно он разозлился на себя: «А чего я, старый дурак, с ними пошел? Если бы сказали мне вначале, что пойду, — не поверил бы. А пошел… Жалко их стало. Пропали бы на болоте. И обидно…»

Он не признался себе, почему ему стало обидно. Только сплюнул под ноги и снова стал ругать себя: «Пропадешь здесь, дурень! Истинное слово пропадешь! И поделом тебе. Не ввязывайся!»

Через неделю Виталий Сергеевич и Толя уже работали в своей лаборатории. Тайна Проклятой долины постепенно прояснялась.

— Вот откуда у воды красный цвет! — торжествующе воскликнул Виталий Сергеевич, склонившийся над микроскопом.

Толя тоже посмотрел в окуляр и увидел мириады копошащихся червячков и палочек. Это был особый вид микроорганизмов, окрасивший воду продуктами своей жизнедеятельности.

Теперь Виталий Сергеевич невольно заспешил. Догадка зрела в его мозгу и придавала лихорадочность движениям. Толя, привыкший видеть его уравновешенным, делающим иронические замечания, был поражен. Его начальник непохож на самого себя или же наоборот — стал на время самим собой.

А Виталий Сергеевич думал о мире невидимок, творящих живое из неживого и превращающих живое в неживое, разлагающих сложное до простого и создающих из простого сложное.

Этот мир вездесущ. В одном грамме культурной почвы обыкновенно насчитывается от двух до трех миллиардов микробов. Они принимают участие в выращивании садов, пшеницы, кукурузы, они создают соединения, без которых не было бы жизни на Земле. Но они создают и болезни. Самые грозные войны не уносили столько человеческих жизней, как эти крохотные враги. Они сама жизнь, имеющая два обязательных полюса: созидание и разрушение, счастье и горе.

Виталий Сергеевич спешит и волнуется. Он забыл о Толе. Время остановилось. Большая тень шагает по комнате.

Он рассматривает под микроскопом все новые и новые срезы почвы и корней растений. Начинает напевать что-то себе под нос. Будь же ты благословенна, Проклятая долина! Это в тебе, там, где теплые источники создали исключительно благоприятные условия для микроорганизмов, встречаются вот эти милые запятые и палочки — еще неизвестные науке виды почвенных микробов. Они обогащают почву и, образуя колонии в клубнях на корнях растений, помогают усваивать азот, фосфор и другие необходимые вещества.

«Не этим ли объясняется необычный рост трав к кустарников? — думает Виталий Сергеевич и машинально напевает одно слово: — Объясняется, объясняется, объясняется…» Он вспоминает о многих препаратах, созданных из бактерий или из продуктов их деятельности. Внесенные в почву, эти препараты ускоряют рост растений. Таковы азотобактерин, фосфоробактерин и знаменитый гибереллин. В ближайшем будущем можно будет выращивать невиданные урожаи.

И он поет то, что совсем не поется:

— О гибереллин, о гибереллин и азотобак…

Виталий Сергеевич запнулся и подумал, что все это пока одни предположения. Их надо проверить.

«Надо доложить на ученом совете института, — размышляет он. — Пусть подключат к работе и другие лаборатории».

День выдался чудесный, и дед Трофим решил отдохнуть в своем саду. Под тяжестью плодов гнулись ветки. В вылинявшем после дождя небе плыли белые пушинки облаков, кое-где на листьях еще блестели изумруды. Вот прожужжала над ухом одинокая пчела, и старик улыбнулся. Он умел радоваться дуновению ветерка, и шепоту листьев, и тихой ласке лучей, и движению своих мускулов. Он был частью всего этого, и радость природы была его радостью. Отчего-то ему вспомнились ученые, и он подумал, что они, наверно, не умеют так искренне радоваться лучам, что они обязательно должны сначала узнать, как они устроены. Но лишь только он вспомнил о них, в нем проснулось беспокойство. Почему же он им завидовал? Что они имели такое, чего не имел он? Почему он не может думать так, как раньше? Почему, когда бабка говорит «бог покарает», он улыбается уголками губ, подражая тому ученому?