Василий Головачев - Владыки

— Приказано отдыхать, но спать не могу, Из головы не идет мысль, что все события вокруг — не настоящие, понарошку. С вами такого не бывает?

— Случается. Это оттого, что размах событий вышел за границу человеческого удивления. Каждому природой отмечен определенный запас эмоционального равновесия, заключенного между двумя стенами — полнейшего равнодушия и стресса от переизбытка впечатлений и переживаний. За первой стеной — болезнь, ибо равнодушие — это предел эмоционального покоя, за второй — смерть или, по крайней мере, уход в выдуманный, иллюзорный мир, в котором на психику уже ничто подействовать не может, она себя исчерпала.

— Ну, до равнодушия мне далеко, а вот ощущение нереальности не проходит… Но простите за лирику. С высоты я заметил монтажный комплекс типа «Геракл». Что за стройка затевается?

— Сегодня монтажники начнут установку максимального хроностабилизатора. Попробуем с его помощью пробить брешь в слое «вспененного» времени вокруг Ствола. — Златков поднял на инспектора измученные, словно от слез покрасневшие глаза. — Чтобы тот, кто пойдет в Ствол для его выключения, смог остаться в живых хотя бы на первом этапе.

Павел кивнул, отворачиваясь. Златков знал, кто пойдет в Ствол первым.

В девять утра в Центр заявился Ромашин и сообщил, что решен вопрос с дублером. Вторым вслед за Павлом, в случае его неудачи, в Ствол должен был пойти сам начальник отдела безопасности. Поговорили о координации всех служб во время первой вылазки Павла в здание лаборатории. Вместе побывали в секторе зондирования, где Федор Полуянов с товарищами готовил к запуску в Ствол новую партию конкистадоров.

— Эти должны пройти почти все, — сказал инженер, похлопывая по глянцево-черному боку одного из «пауков». — Мы усилили защиту мозга, хотя пришлось пожертвовать полифункциональностью. Они теперь почти ничего не умеют делать, кроме видеосъемки.

— Какова же их программа? — спросил Ромашин.

— Цель! — бросил Федор повелительно.

«Паук» что-то тихо проскрипел в ответ.

— Скоростная звукозапись, — пояснил инженер. — Ответь в нормальном диапазоне.

— Цель — установить контакт с людьми, — забубнил конкистадор басом. — Задать вопросы в записи, получить ответы, доставить ответы…

— Довольно.

Конкистадор послушно умолк.

Павел переглянулся с Ромашиным, в глазах которого мелькнул веселый огонек, и вернулся вместе с ним в зал контроля.

До обеда Златков и его помощник рассказывали им об аппаратуре, оборудовании и расположении помещений лаборатории и Ствола, показывали голографии внутренних интерьеров, разрезы, видеофильмы. Обедать Павел пошел с легкой головной болью: пришлось прокачать через память за короткое время небывалое количество информации. В два часа дня Павел и Ромашин сдали экзамен на знание оборудования и работы главных систем, инспектор в последний раз опробовал скафандр и проверил, все ли взял с собой в первый поход в лабораторию.

Его вывели из подземелья, гурьбой вышли на склон холма: Ромашин, Златков, Федор, инженеры и операторы связи, ученые. Все молчали, прощаться было глупо, и только Златков пробормотал:

— Всего тысяча дней…

Никто его не понял, кроме Павла. Начальник Центра напоминал о том, что до «конца света» осталась тысяча дней — если судить по скорости сжатия мрака вокруг еще «живой» звездной области пространства с Солнцем в ее центре.

Громада Ствола заслонила горизонт.

Павел оглянулся, зная, что за ним наблюдают, по крайней мере, с четырех сторон. До сахарно-белого куба лаборатории оставалось не более двухсот метров серо-коричневой, губчатой, как пемза, площади: трава здесь, вблизи от Ствола, так и не выросла.

Скафандр был тяжеловат, хотя и не причинял особых неудобств.

— До встречи, — сказал Павел, шагнул вперед и остановился, потому что услышал чей-то голос:

— Не ходите туда.

— В чем дело? — спросил Павел. — Кто это сказал?

— Что именно? — отозвался Ромашин. — О чем ты, Павел?

— Показалось…

Павел не страдал слуховыми галлюцинациями даже в моменты наивысшего нервного напряжения, поэтому интуитивно понял, что его предупредили «иные». Он снова шагнул к зданию, но, как ни готов был услышать чужой голос, все же вздрогнул.

— Не ходите, — повторил обыкновенный человеческий баритон.

Павел отключил радию, чтобы его не слышали в Центре.

— Почему?

— По двум причинам: первая — вы нужны для отключения Ствола, вторая — идти в лабораторию нет смысла, цепи управления хроноускорителем давно прекратили существование. Здание лаборатории в настоящий момент только внешне выглядит зданием, внутри это перекресток пространств с разными свойствами.

— Но это знаете вы, — сказал Павел. — Не мы. Если вы правы, я проверю и вернусь. Я обязан сделать это, понимаете? Почему вы не остановили Игоря Марича?

— Мы предупреждали, он не поверил.

— Почему же уверены, что поверю я? Он жив?

— Нет информации.

— Раз уж зашел этот разговор, ответьте на два вопроса. Что произошло на самом деле?

Тихое потрескивание в наушниках, словно неведомый собеседник задумался, стоит отвечать или нет. Наконец прозвучал знакомый баритон:

— Родилась Вселенная.

— Но ведь она родилась давно — миллиарды лет назад!

— И да, и нет. Нет вещи более относительной, чем время.

— Не понимаю.

— Думайте. Вы все же намерены идти в здание?

— Да. Подождите, остался еще вопрос.

— Вы задали оба.

— Простите, второй возник попутно с первым. Вопрос личный: почему именно я выбран вами для… выполнения задачи?

— Вас «выбрали» не мы — законы природы. В самом первом, грубом и неточном приближении ответ сводится к закону обратной связи.

— Поясните, пожалуйста.

— Думайте.

— А если я… не сумею выключить генератор? Что тогда?

— Этого не знает никто во Вселенной. Вас зовут, прощайте.

Павел опомнился и включил рацию, на ходу придумав несложное объяснение и задержке, и отсутствию связи.

— Все в порядке, иду дальше…

Границы зоны «вспененного времени» он пересек незаметно для себя, вернее, заметил только по прекращению радиосвязи. Динамики скафандра сразу перестали потрескивать и доносить голоса операторов связи и патруля УАСС.

Как и робот до него, Павел сначала обошел здание кругом, проверяя работу всех систем скафандра. Никаких неприятных ощущений не появлялось, хотя он находился в среде смертельной для незащищенного человека.

Павел решительно поднялся по ступенькам под козырек входа, включил поясной прожектор и шагнул в вестибюль.

Белые, изъеденные ямками и порами неведомой коррозии, гнутые стены, вычурные желоба пандусов, ведущих на галерею, чаша мертвого фонтана посередине, наклонные щиты зеленоватого цвета, расколотые трещинами, куб светомузыкального устройства, серый, в черных потеках, три выхода в коридоры с полупрозрачными створками дверей… Внимание Павла привлекла ажурная черная колонна, вырастающая из пола и исчезающая в сводчатом потолке.