Антология фантастики - Космический беглец

Профессор: Ясно. Было ли еще что-нибудь в том же духе в досье?

Я: Да так, пустяки. Несколько журнальчиков слегка фривольного содержания, еще ряд снимков… не менее легкомысленных. В целом не так уж и много. Все же какое-то связующее звено между Ле Шантром и Малу появилось, хотя это ничуть не сняло проблемы двух трупов, не имеющих никакой реальной возможности повстречаться друг с другом.

Профессор пристально посмотрел на меня. Довольно долго он колебался, но в конечном счете решился и заговорил подчеркнуто медленно.

Профессор: Ну, это как сказать. Может, и имели.

Я: О чем это вы?

Профессор: После вашего пересказа содержания беседы с Ле Шантром у меня появилась одна мыслишка, как это все можно было бы объяснить. Хотя она и носит явно ненаучный характер, но тем не менее имеет свою внутреннюю логику.

Я: Любопытно…

Профессор: Вы что-нибудь слышали, инспектор, об астральном теле?

Я: Э-э-э… весьма смутно что-то припоминаю…

Профессор: Так вот, некоторые ученые - должен тут же подчеркнуть, что как-то проконтролировать эти сообщения у меня не было никакой возможности - утверждают, что бывали случаи, когда человек сразу же после своей смерти является людям во плоти, в своем земном обличье, порой за многие километры от того места, где он испустил Дух.

Я: Вы полагаете, что такое возможно?

Профессор: Знаете, в мире так много странного и неизведанного. Утверждают, например, что Людовику Четырнадцатому якобы рассказывали о телевидении.

Я: Да, слышал об этом.

Профессор: Робер Ле Шантр был мертв в течение двадцати девяти минут И как раз в это время, минута в минуту, его видели в Марселе. Признайте, совпадение более чем странное.

Я: Тогда выходит, что это не он, а другой, то есть его астральное тело убило Малу?

Профессор: Могу лишь ответить вам: почему бы и нет?

Я: Да, в этом случае получило бы объяснение и его внезапное появление в баре, хотя никто не видел, чтобы он туда входил.

Профессор: А также, между прочим, и его исчезновение из наглухо запертой комнаты. Поскольку в двадцать три часа тридцать девять минут он начал оживать, астральное тело поспешило вновь занять свое место в телесной оболочке.

Я: Психически я достаточно крепкий человек, но от такого волосы встают дыбом.

Профессор: Да уж, пожалуй.

Я: Но объясните, почему этот другой задушил именно Малу?

Профессор: Вот тут-то и вступает в свои права та логика, о которой я только что упоминал. Более того, именно она приводит меня к высказанной гипотезе. Эта логика и современное состояние науки…

Я: Все это страшно интересно…

Профессор: Подсознание, подавление инстинктов и эмоций - все эти вопросы с начала века занимают видное место в работах психиатров и криминалистов при анализе человеческой психологии.

Я: Мне известно об этом.

Профессор: Ле Шантр - человек очень заметный в нашем обществе, примерный муж, отец семейства. Серьезен, даже чересчур, строг до чопорности… в силу обстоятельств, вынужденно. В то же время его, как и всех нас, обуревают всякого рода тайные страсти, которые он скрывает от окружающих, укрощает, держит себя в узде. Разве не говорят об этом те признания, что он вам сделал в ходе беседы?

Я: Согласен.

Профессор: Как-то раз ему на глаза попалась Малу. Он тотчас же почувствовал к ней влечение и вскоре вновь посетил “Магали” специально для того, чтобы увидеть ее. Вместе с ее вульгарной фотографией хранил и несколько малопристойных журналов в качестве своеобразного реванша за вынужденную суровость официальной жизни.

Я: Это очевидно.

Профессор: Он не скрывает, что в момент смерти полон дум не о семье, не о себе лично - положение его между тем критическое, - нет, его навязчиво преследует образ Малу, женщины, которую он так страстно желал, но которой в силу жизненных условностей ему не довелось обладать. Это исступленное желание вызывает в нем чувство стыда. Ему безумно хотелось бы одновременно и овладеть ею и уничтожить как источник громадного внутреннего напряжения и разлада с самим собой… Именно так и поступает его астральное тело, другой он, как только освобождается от земной плоти.

Я: Просто невероятно!

Профессор: Тот “другой”, едва обретя свободу, ринулся осуществить те желания, что так старательно подавлял в себе Ле Шантр при жизни. Без слов ясно, что такого убийцу вам нелегко отдать в руки правосудия!

Я: Но неужели мертвец, то есть нынешний больной, не в состоянии что-либо вспомнить?

Профессор: Да конечно, ничего. У него в памяти не отложилось ни малейшего следа этих событий. Во всех других известных случаях временной смерти ни разу этого не отмечалось. А такого рода примеров с каждым днем становится все больше.

Я: В таком случае, профессор, можете быть спокойны: я никому не скажу об этом ни слова, за исключением, конечно, моего непосредственного начальника. Предпочитаю это дело закрыть. Во всяком случае, для правосудия вопрос исчерпан.

Естественно, я не жду, что кто-либо поверит в эту историю. И скрупулезно восстановил ее вовсе не для того, чтобы попытаться убедить в ее правдивости.

Но никто не запретит мне думать, что со временем мое досье, возможно, послужит существенным подспорьем для Науки. Быть может, тогда этот случай покажется вполне банальным и представит интерес лишь потому, что был первым в цепи подобных?

Поживем - увидим!

Что касается меня лично, то, откровенно говоря, предпочитаю иметь дело с убийцей во плоти, который старым верным способом палит из револьвера, честное слово!

Машина рыскала, не ведая, что такое усталость. Гнулись от ветра антенны, жухла под палящим солнцем листва на деревьях, лупилась краска на ставнях, время старило людей и разрушало Город, а Машина безостановочно бродила. День за днем, ночи напролет она объезжала просторные, высушенные зноем улицы, бесстрастно выпытывая у редких прохожих: “Кто вы такой? Фамилия? Адрес? Что здесь делаете?” Убедившись, что это житель Города, приветствовала его и двигалась дальше. Молча и незаметно проникая в дома, проводила обыск. Она сторожила, обороняла Город. Она тщательно дезинфицировала и неумолимо уничтожала все, что не относилось к Городу. Она блуждала среди заросших травой грядок и между рядами каштановых деревьев, забредала в тенистые дворы и наглухо закрытые, спрятавшиеся от жары домики-крепости в неусыпных поисках лазутчиков из других Городов, чужаков.