Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

Достоевский не считал свое учение о человеке завершенным, абсолютным. Так считать мог только человек другого масштаба, не понимающий всей сложности проблемы. Недаром в его пос­ледних романах не один учитель жизни, а два. И оба они, осо­бенно в «Братьях Карамазовых», в разной степени, но отражают раздумья автора. Да и для каждого из этих учителей не все ясно.

Они не только в борьбе друг с другом. Но и в борьбе с собою. Внутри каждого из них есть другой. И не случайно Достоевский, дав записи Алеши о поучениях Зосимы, говорит, что в записях не все полно отражено, многое — отрывочно. А кто мешал ав­тору дать полное отражение? Все было в его руках. Да и Иван, изложив легенду, говорит, что это его бестолковая поэма. То есть пытается снизить ее уровень. Это — от проблематичности всего, с человеком связанного. И сбивчивый язык Кириллова кроме все­го прочего говорит о неокончательности идеи.

Достоевский, как и его герои, разгадывает тайну человека. Он, как и они, — в пути. Он в положении Ставрогина, носящего в себе разные идеи. Но он — »не Ставрогин. Он не учит одного одному, другого — другому, противоположному. Писатель честно излагает свое учение со всеми его сомнениями, вариантами. Из­лагает его без претензии на категоричность. Учит так, как и дол­жен учить истинный учитель. Но при всех вариантах одно для Достоевского несомненно — самоценность человека, сложность человека, его личностность и нравственная ответственность.

Достоевского не представляет какой-то один из его героев. Свое мировоззрение писатель выразил через многих положитель­ных и отрицательных героев. Но он его выразил.

Писатель обнаружил в своем творчестве высокий уровень теоретизации, способность мыслить поистине философски.

Глубина проникновения в самую сложную действительность, в человека у Достоевского поразительна, широта охвата проблем человека всеобъемлюща.

Рассматривая философию человека, Достоевский много внимания уделил прагматистской проблеме полезности. Его взгляды ничего общего не имеют с прагматизмом. Но его учение о человеке и силу истинности является и полезным.

Творчество Достоевского показывает, что писатель обладал не только миросозерцанием, проявившемся в событийном, не толь­ко миропониманием, проявившемся в социальном и временном, но и мировоззрением, проявившемся, как в системе, в философ­ском, вечном.

Это мировоззрение и помогло ему создать такие произведе­ния, где есть проблемы всех трех возможных кругов творчества. Три круга показывают, насколько глубоко понимал жизнь этот художник-мыслитель.

Опубликовав произведение, автор теряет на него монопольное право. Хозяином его становится и читатель. Он вправе толковать это произведение так, как подсказывает его видение. Может со­глашаться с автором или спорить с ним, видеть многозначность или однозначность. У читателя лишь одна обязанность — не выда­вать свое толкование за единственно возможное и абсолютно адекватное авторскому.

Я трижды прочел творческое наследие Достоевского. И у ме­ня есть свое представление о художнике. Оно может быть верным, может и не быть.

Я вижу отношение художника к времени. Оно зависит от ху­дожника и от времени. Вариантов тут много. Но ясно, что худож­ник несет большую ответственность как человек, которому много дано (не в смысле власти, а в смысле таланта). Ответственность перед своим временем, временем далеким и временем вечным. Причем всегда он несет как бы двоякую ответственность. Как художник и как гражданин.

Каков в этом плане Достоевский?

Прочтение художественных произведений, «Дневника писате­ля», статей, эпистолярного наследия, черновиков, ознакомление с биографией писателя прежде всего позволяют сделать вывод о том, что у Достоевского не было различия между художником и гражданином. Его художественное творчество гражданственно, а публицистика художественна. Но не только в этом единство ху­дожника и гражданина. Оно в том, что писатель не фальшивил ни в своем творчестве, ни в своей жизни. Жизнь и творчество слиты воедино. Прочно и неразрывно слиты.

Как обладающий мировоззрением человек, Достоевский отра­жал время не так, как отражают его зеркала, а через преломле­ние своей личности. Это его отражение времени, окрашенное его личностью.

Достоевский не ушел в «чистое» искусство, не принял и про­грамму утилитарного. Его искусство впитало в себя все лучшее из «чистого» и утилитарного. Прежде всего оно эстетически обеспе­чено. И, кроме того, оно есть «приговор» явлениям общественной жизни.

Достоевский отразил преимущественно свое время. Он жил те­ми же интересами, теми же заботами, которыми жила Россия тех лет. Конкретика жизни пронизывает все его творчество. И все явления получают его оценку. Подход всюду самостоятельный, ни от кого не зависящий. Зависел только от себя. Эта зависимость только от себя четко выражена в художественных произведениях и в «Дневнике писателя». Что касается статей, то он никогда не писал их для чужих журналов. Печатал лишь в тех журналах, на которые мог оказывать свое непосредственное влияние. Не хотел подлаживаться ни под чье мнение. Мог писать статьи только при свободе для себя, близкой к абсолютной. В редактируемом им, но принадлежащем другому человеку «Гражданине» Достоев­ский уже чувствует себя неуютно.

Полный простор для самовыражения он имел в «Дневнике пи­сателя». Конечно, простор в смысле независимости от издателей, и. их «партий», но не от цензуры. Цензура висела над ним всегда. Но все же многое из того, что позволял увидеть пристальный, трезвый и неподкупный глаз, было высказано. Высказано было и свое отношение к явлениям.

Внимание к конкретике жизни видно уже из того, что почти все художественные произведения базируются на фактической основе. 

Линия Петра Верховенского — это линия Сергея Нечаева. Вплоть до некоторых деталей. Реальные факты отражены в «Под­ростке» (дергачевцы, Стебельков). Многое почерпнуто из газет. Некоторые романы строго датированы и в них отражено то, что мучало людей тех лет. Место действия романов строго определе­но и описано с точностью, позволившей нашим современникам найти дома, в которых жили герои. Многократно в письмах Дос­тоевского встречаются вопросы относительно тех или иных дета­лей описываемого периода.

По романам Достоевского можно многое узнать о конкретике России. Причем порою это дается лишь небольшими штрихами. Вот в суде над Карамазовым среди публики толки о западе: «А мы запрем Кронштадт, да и не дадим им хлеба.- Где они возьмут?