Алексей Калугин - Дело о картине неизвестного автора

Я не мог поверить тому, что слышал. Вся эта многоходовая комбинация, в которую Марину удалось втянуть Департамент, была просчитана и произведена только ради того, чтобы грубую подделку признали шедевром? Подобное просто не укладывалось в голове. Я чувствовал, что Марин говорит мне не всю правду, что должно существовать и другое объяснение, лежащее в совершенно иной плоскости. Но я не мог поймать Марина даже на незначительных неточностях. Все, что он рассказывал, вполне укладывалось в представленную им схему, в которую я должен был безоговорочно поверить.

– Я вижу, вы все еще сомневаетесь, инспектор, – Марин взял со стола бутылку и наполнил наши бокалы вином. – Уверяю вас, «Утро» сейчас находится в картинной галерее графа Витольди.

В этом-то я как раз не сомневался. Сомнения вызывало у меня то, что Марин решил рассказать мне о своем, как он сам выразился, эксперименте. Зачем ему это понадобилось? Он удовлетворил свое любопытство, выставив при этом дураком инспектора Департамента контроля за временем. Так что же еще? Вряд ли он пытался удовлетворить подобным образом собственное тщеславие – он ведь понимал, что я не стану никому рассказывать об этой истории. Так, спрашивается, чего ради он пригласил меня на эту встречу в кафе? Просто чтобы угостить вином и ассорти из морских деликатесов?

Пока я думал над этим вопросом, Марин взял свою шляпу, лежавшую на краю стола, надел ее на голову и неторопливо поднялся со стула.

– Было приятно поговорить с вами, инспектор, – сказал он уже по-французски. – Но, к сожалению, мне пора возвращаться к своим делам.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросил я.

Марин только улыбнулся в ответ и, лавируя между столиками, быстро зашагал к выходу с веранды. Оказавшись на набережной, он сделал всего три шага и словно растворился среди гуляющих.

Я не пытался преследовать его. Задание, с которым я прибыл в 1906 год, было выполнено. Время перевалило за полдень. Пора было собираться домой.

Закончив рассказ, Федор Николаевич Векслер обвел взглядом своих слушателей, которых к этому времени собралось уже человек двенадцать, а то и поболее. В Департаменте контроля за временем начался обеденный перерыв, и бар быстро заполнился людьми. И хотя Векслер вроде бы не собирался продолжать, самые искушенные из его слушателей знали, что это всего лишь театральная пауза, которую умело держит опытный актер, чтобы распалить интерес зрителей перед взрывным финалом.

– И это все? – спросил один из молодых инспекторов, для которого выступление Векслера было в новинку.

– Да, пожалуй, что и все, – Векслер взял чашку с остывшим чаем, сделал из нее глоток, недовольно сморщился и взмахнул рукой, подзывая помощника.

Минуты не прошло, как на столе перед ним появилась чашка свежезаваренного чая.

Сделав глоток, Векслер одобрительно хмыкнул и аккуратно поставил чашку на блюдце. Взгляд его скользнул по сплоченным рядам заинтересованных слушателей. Никто из них не знал, чем закончится история, и от осознания этого Векслер испытывал удовольствие, сравнимое с тем, что предвкушает актер, собирающийся произнести монолог, после которого представление зрителей обо всем, что они видели, перевернется с ног на голову.

– Но Марин не был бы Мариным, если бы за всем, что он делал, не стояли корыстные интересы, – Векслер поднял вверх указательный палец, призывая всех, кто его слушал, к вниманию. – Я ни в коем случае не хочу сказать, что Марин корыстный человек. Более того, я могу поведать вам не одну историю о том, как он отказывался от собственной выгоды ради того, чтобы поставить на место какого-нибудь распоясавшегося прохиндея, который ровным счетом ничего не понимал в искусстве, но при этом считал, что способен в корне изменить представления людей о прекрасном. И все же Марин был и остается контрабандистом. Это его призвание и его судьба. Запомните это, друзья мои. Я-то уже на пенсии, а вам, я уверен, еще не раз предстоит столкнуться с его художествами.

Что касается истории, о которой идет речь, – Векслер вновь сделал паузу, придав лицу таинственное выражение. – Надеюсь, все, что будет здесь сказано, останется между нами?

Народ, собравшийся вокруг столика Егоршина, зашумел. Каждый хотел сказать что-то свое, но в результате получался только гомон, из которого невозможно было вычленить ни единого членораздельного звука.

Векслер взмахнул рукой, и в баре мгновенно воцарилась тишина.

– Вернувшись в Департамент, я сдал руководству отчет, которым оно осталось вполне довольно. Славик тоже успешно отчитался перед своим начальством об экспедиции в 1906 год и даже заслужил какое-то поощрение. Вскоре я получил повышение по службе и теперь по большей части работал в департаменте, планируя операции, которые предстояло выполнять другим. Казалось бы, о каннской истории можно было забыть. Но какое-то странное чувство, похожее на зуд в том месте, которое никак не удается почесать, не давало мне покоя. Я не сомневался, что во время встречи в кафе «Морской конек» Марин сказал мне правду. Но при этом я был так же уверен в том, что он рассказал мне не всю правду. Кончилось это тем, что я послал запрос в Шотландскую национальную галерею, в которой по сей день хранится картина «Утро». Ответ, который я получил из Эдинбурга, наконец-то расставил все по своим местам. Мне сообщили, что все это время картина «Утро» кисти неизвестного художника хранилась в запасниках музея, поскольку, по мнению экспертов, она не представляла собой никакого интереса. Но месяц назад с дирекцией галереи связался некий человек по имени Гай Гутар, проживающий на одном из островов Новой Зеландии, и предъявил свои права на картину. У него имелись прошедшие экспертизу документы, из них следовало, что он является единственным законным наследником человека, который в свое время, как выяснилось, вовсе не продал, а лишь передал на хранение графу Витольди картину «Утро». В соответствии с не так давно принятым законом «О праве наследования предметов и изделий, представляющих собой историческую и культурную ценность» господин Гутар не мог заставить музей вернуть ему картину, но зато он имел полное право требовать материальную компенсацию. Картина «Утро» всего лишь раз, в 1977 году, была занесена в официальный выставочный каталог проходившей в Лувре международной художественной выставки. Но благодаря этому она подпадала под действие вышеупомянутого закона. Не случись этого, у господина Гутара не было бы никаких оснований требовать компенсацию за картину, некогда принадлежавшую его далекому предку.

Честно признаюсь, все мои попытки обнаружить связь между Гаем Гутаром и Мариным не увенчались успехом. Но Марин потому и носит титул короля контрабандистов с момента открытия временной спирали, что тщательнейшим образом планирует все свои операции и почти не оставляет следов. У меня нет никаких доказательств, но я убежден, что афера с картиной «Утро» была провернута Мариным не просто из чисто спортивного интереса. Если его и интересовал вопрос, насколько сильное воздействие оказывают на судьбу того или иного произведения искусства внешние условия, то за всем этим стоял еще и вполне конкретный материальный интерес, поскольку сумма компенсации, причитающейся владельцу картины, признанной культурным наследием человечества, может показаться весьма соблазнительной даже далеко не самому бедному человеку.