Елена Первушина - Вертикально вниз

И немудрено, ведь наш малыш еще не умеет фокусировать зрение, видит все эпохи сразу, слышит все голоса, что звучали в этих местах последние десять тысяч лет, чует все запахи. Оттого Молодые всегда немного не в себе.

Только когда он найдет себе дом, обживется, только тогда почувствует внутри себя тонкую неразрываемую нить, что связывает все времена и наконец сможет управлять собой, научится выуживать из Мирового Эфира лишь то, что хочет видеть и слышать. Тогда же узнает он свое имя. А до этого его зовут Молодой.

Hаш Молодой так никогда и не узнал, кто жил в доме, ставшем ему колыбелью. А также, кто и почему этот дом разрушил. Были то безвестные создатели балканской культуры бронзового века или повелители коней и бронзы индоевропейцы, гунны или угры, мятежные черногорцы или янычары, Карагеоргиевичи или Обреновичи, австрийцы или албанцы? Кто знает, кто угадает? Огонь и смерть всегда остаются огнем и смертью, какое бы тысячелетие не стояло на дворе.

Обсушив под лучами рассветного солнца шкурку, он почуял запах моря и побрел в ту сторону. Просто потому, что это был самый ясный и устойчивый запах в том водовороте, который затягивал не до конца еще пробудившееся сознание Молодого.

Hо прежде чем добраться до моря, пришлось ему изрядно попетлять. В одних названиях городов можно было запутаться — римский Адрианополь, средневековый Среднец, новые Димитрово или Сталин. А уж дорожные встречи!

То он шарахался от мохнатого и низколобого представителя культуры ашель, топающего из Африки заселять Европу; то прятался по кустам от воняющей конским потом, навозом и кислым молоком орды хана Аспаруха, скачущей зачинать Первое Болгарское царство, или гуннской орды Атиллы, скачущей кончать Великий Рим; то петлял в полях, уходя от византийских воинов в льняных туниках и штанах, кожаных сапогах и шлемах, вооруженных секирами и сердцевидными щитами; то затыкал уши от грома янычарских пушек; то распластывался на земле, заслышав гул ночного бомбардировщика «Ф-117».

Времена были сплошь беспокойные.

Плакали в облаках планетники — дождевые духи, души тех, кто умер не своей смертью: был зарезан на дороге и сброшен в овраг, порубан саблей, прострочен автоматной очередью, спален авиационной бомбой М126. Рычал и ярился среди туч Хала — великий небесный змей, повелитель Грома и Молнии, грозил супостатам ураганами, наводнениями и прочими напастями.

Hо танцевали вокруг алтарей девы с обнаженными грудями, в медных украшениях, а вокруг их рук обвивались священные змеи; писали «Проглас к Евангелию» Кирилл и Мефодий; пели на Дунае песни, славя Солнце, Месяц и Денницу, красавицы в белых платьях и вышитых передниках; возводил свои церкви Леандр-строитель.

Балканы всегда были местом Встречи. От привоев чужих культур вырастали на его деревьях дивные цветы и плоды, но под корнями деревьев все равно были кровь и зола.

Словом, от этих самых культурных взаимодействий Молодого трясло крупной дрожью, и он все время ходил под себя.

Когда он добрался до моря и до города под названием Фессалиника-Солунь-Салоники, выяснилось, что он поспел как раз к 12 октября 1912 года, когда греческая армия под предводительством принца Константина добивала двадцатитысячный турецкий гарнизон. А заодно в 1342 году бунтовали против Византии фессалоникийские патриции, в 1345 году резали патрициев бедняки-зилоты под предводительством Андрея Палеолога, а в 1349 году резали зилотов приглашенные византийцами турки.

Перепуганный домовой тут же сбежал и несколько дней отсиживался в неандертальском стойбище близь Петралоны но потом все же вернулся — чтобы узнать, кто кого на это раз. Тут он и встретил Чака. А Чак прихватил его с собой на корабль.

Точнее, это сам Молодой ухватился за Чака, прилип к нему, как клещ. И не мудрено — саамский домовой был крепок и надежен как скала, един во всех временах, всегда знал, где он сейчас, и всегда понимал, что делает.

Лучшего отца-Командира трудно было сыскать.

Так Молодой и прижился на «Британике». Успокоился, отъелся, научился работать. Постепенно он начал обретать чувство места — то ощущение с которого и начинается сознательная жизнь домового. В последние дни Молодому даже казалось, что он вот-вот почувствует свое настоящее имя…

Джон, Воллунка и Молодой некоторое время молча сидели в трюме, глядя на гаснущий костер. Hаконец шотландец поднялся, привычным движением отряхнул с колен угольную пыль и сказал, ни к кому особенно не обращаясь:

— Hу ладно, работать все равно кто-то должен.

Он решительно растоптал последние алые угли и пошел у лестнице, ведущей в машинное отделение. Воллунка все так же молча последовал за ним.

Оставшись один, Молодой, забрался в самую глубину трюма, туда, где вот уже несколько дней тлел потихоньку уголь. Скорчившись, обхватив лапами колени он принялся раздувать слабые искорки. Молодой прекрасно знал, что Командир устроил бы ему за это хорошую выволочку, но сейчас даже мысль о Чаке не могла его успокоить. От рассказа Светляка веяло пронзительной жутью и отчаянием, и юный нежить впервые почувствовал себя по-настоящему одиноко, бесконечно одиноко в холодном и пустом мире, и даже привычный лепет голосов эфира, все запахи и скрипы родного корабля не могли помочь.

Он до смерти боялся посланных богами снов и теней на стенах пещеры. И лишь мощь Огня могла противостоять коварной Пандоре — человеческой речи. Той, что выпустила на свет все эти сны и тени. Сила Огня, что полыхал в центре вселенной — того, который слизнул с лица земли Реактор и унес с собой светлякову жизнь. И Молодому сейчас нужен был хоть маленький огонек, чтобы согреться и развеять тьму.

«Я и тебя отогрею, — шептал он миру. — Ты погоди, не умирай, я сейчас…»

Он несказанно удивился бы, узнав, что те же мысли одолевали и Прометея-Провидца, когда он решился похитить Огонь с Олимпа.

21 ноября 1916 года между половиной восьмого и восьмью часами утра «Британик», лайнер компании «Уайт стар лайн», переоборудованный в начале войны под плавучий госпиталь, столкнулся с немецкой миной и затонул у острова Кея в Эгейском море. Капитан до последней минуты пытался вывести судно на мель недалеко от острова, поэтому работали все его машины и гребные винты. Уходя под воду, судно, подобно «Титанику», встало вертикально, корма его поднялась над водой, и вращающиеся винты затянули в водоворот несколько спасательных шлюпок с людьми.

Hо в остальном, благодаря отлично организованным спасательным работам (сказался печальный опыт гибели «Титаника»), людские потери при этом крушении были невелики. Из 1136 пациентов, членов экипажа и медиков погибли только 30 человек.