Леонид Кудрявцев - Мир крыльев

Некоторое время в комнате была тишина. Все молча переваривали сказанное Скалевским. Сам же он, закинув руки за голову, неожиданно продекламировал:

Это у него было такое хобби. Время от времени он сочинял лимерики и к месту и не к месту их читал.

Тут Нломаль вздохнул и стал докладывать верховному друиду о случившемся с Сизоносеном и Дангнуром. А тем временем с Велимиром что-то происходило. Окружающий мир словно отстранился, стал полуреальным. Диспетчеру почему-то было на это совершенно наплевать. Он думал о своем. О том, как они, люди комплекса, боролись за знания и верили, что кому-то это нужно. А потом оказалось, что всем на это начхать. Им казалось — знания помогут окружающему миру, простым людям, даже и не слышавшим, быть может, про дорогу. Не нужны им знания. Хлеб им нужен, бензин, мясо, а знания — нет. На хлеб их не намажешь, на стенку не повесишь. А принесут ли они благие плоды, еще бабушка надвое сказала. Хотя, если у ученых есть такое желание, пусть они занимаются своими делами, исследуют дорогу или еще чего там, лишь бы не мешали, не приставали… До тех пор, пока эта дорога не понадобится…

И вот когда этим людям из большого мира понадобилась дорога — на их пути не становись. Сметут. Кто-то в расшитом золотом мундире ткнет пальцем в один из разработанных специалистами планов, и дело сделано.

Господи, да ведь это же так просто! Наметить двух нужных людей, взять их за горло, и все. Главное — действовать спокойно, неторопливо, в полной уверенности, что осечки быть не может. И действительно, осечки не было! Все прошло без сучка без задоринки, а исполнителей уничтожили, как ненужный мусор. Браво!

Самое жуткое в этой системе то, что в ней каждый человек лишь фигура на доске. Поиграли, а когда нужно, сняли с доски и выбросили. Свинство!

Диспетчер коротко вздохнул и закурил. Он видел, как спорили дорожники, как им отвечал Скалевский. Они обсуждали, планировали, но диспетчер знал, что это ни к чему. Против лома нет приема. Если раньше с ними поигрывали, то сейчас взялись по-настоящему. И остается только искать пути отступления получше.

Его вдруг охватила бессильная ярость.

А как же дорога? Тысячи расположенных на ней миров? Кстати, если такое происходит у нас, то почему этого не может быть в других мирах дороги? Почему она до сих пор не захвачена военными? В каждом мире их достаточно. Ан нет. Значит, в дороге есть что-то, мешающее ее захвату. Что это такое? И не самое ли время ему сработать?

У него внутри появилось странное, ранее не испытанное ощущение натянутой нити, каким-то образом связанной с дорогой. Она натянулась, и словно бы по ней пробежал сигнал, почти тотчас же исчезнувший. Можно было подумать, что все это Велимиру показалось, если бы через минуту не пришел ответ. Что-то наподобие сгустка энергии проскользнуло в его подсознание и там притаилось.

И тогда диспетчер успокоился. Он даже откинулся в кресле и снова вернулся в реальный мир, стал понимать происходящее вокруг, почувствовал запах сигарного дыма и услышал торопливый волнующийся голос Нломаля.

— Разоружить мухобоев и к чертовой матери из комплекса. Нечего им тут делать. Двух человек в радиоцентр, чтобы они его держали зубами и ногтями. Как только на нас нападут, они открытым текстом передадут об этом хоть всему миру. Лишь бы не успели заглушить передачу. Ну как? По-моему, это единственный выход.

Ого, да они тут зря времени не теряют!

Скалевский скрипнул диваном и стряхнул пепел в небольшую металлическую пепельницу. В этот момент заговорил Эллиот:

— Все это так. Но, разоружив мухобоев, мы сыграем противнику на руку. В конце концов, мухобои должны защищать комплекс.

— Да какие они, к черту, защитники. От них толку, как от козла молока! — горячился Нломаль.

— Слушайте, — сказал круглолицый, похожий на шаловливого амура Дрокель. — А ведь у верховного друида в кабинете есть прямой телефон к президенту. Достаточно снять трубку, рассказать все первому же попавшемуся секретарю президента и попросить принять меры.

— Не работает. — Верховный друид махнул рукой. — Полчаса назад мне позвонили и сообщили, что телефон из-за повреждения кабеля временно отключен. Исправят завтра.

— Да, — произнес Нломаль. — Значит, они уже действуют. И нападение будет. Тогда так — сейчас идем в оружейный склад. Потом двое наших объясняют мухобоям ситуацию, и пусть те катятся с богом. После чего эти двое остаются вести наблюдение. При малейшей опасности они скрываются в комплексе и баррикадируют двери. На счастье, окон здесь нет. Может быть, до завтра продержимся. Пошли, времени совсем не осталось.

— Ну уж нет. — Скалевский стоял у двери. Сигара в его руке дымилась, как только что выстреливший дуэльный пистолет. — Теперь послушайте меня. Я знаю, что вы ребята бедовые и в других мирах повидали такого, что другому на всю жизнь будет много. И все-то вы умеете. Но вас лишь пятнадцать, а их может быть сколько угодно. Пистолетчикам надо до завтра во что бы то ни стало захватить комплекс, и, будьте уверены, они это сделают. Они кинут против нас полторы сотни зеленоберетчиков, три, столько, сколько потребуется, и втопчут нас в грязь.

Не спасется никто. А проникнуть в комплекс с их техникой — сущие пустяки. Двери их не остановят, а потом они пожгут нас огнеметами, как крыс. Поэтому сейчас вы тихо и незаметно покинете комплекс, в котором останемся мы с диспетчером.

Он приятельски улыбнулся Велимиру и продолжил:

— Да, да, именно мы. По закону мы не имеем права покидать свои посты. А вы имеете. Я могу вас своей властью отпустить. Ну и уходите. Я думаю, с вашим опытом до завтрашнего дня вас никто не найдет. А завтра, если что-то с нами произойдет, поднимайте шум. Кстати, этим вы можете спасти все. Увидев, что пятнадцать человек ускользнули, пистолетчики вряд ли решатся на задуманную операцию. А мы с диспетчером не окажем им никакого сопротивления. Поймите, легче умереть героями, гораздо труднее сделать нужное дело.

Теперь голос у него был совершенно официальный:

— Итак, данной мне властью я приказываю вам покинуть комплекс немедленно. Уходите!

Скалевский снова затянулся сигарой и весело подмигнул Велимиру. Но тут вскочил Нломаль. Лицо у него было красное, а глаза лихорадочно блестели.