Абрам Палей - Огненный шар

Да, они должны понимать, что он по самому существу дела их смертельный враг. И они не успокоятся, пока не уничтожат его.

А если так, не исключено, что сегодняшная авария — дело их рук. И если это удалось им сегодня, то может удасться и в следующий раз, и так далее, до бесконечности…

Впрочем, речь может идти только об одном следующем разе. Дальше средств у него, безусловно, не хватит. А шансы на чью-либо помощь, и вначале ничтожные, уменьшались с каждой аварией и теперь дошли до нуля.

В самом деле, кто свяжет судьбу своего капитала с предприятием, которому грозит гибель не только от стихий, но и от могущественного, безжалостного, методически настойчивого врага?

Этот враг вездесущ. Он без помехи проник в самое сердце завода. Он легко — и уже во второй раз — пробрался в среду помощников Рошфора.

В первый раз подрезали тросы. Что сделали теперь? Этого не узнаешь: тайна ушла на дно океана вместе с обломками установки.

Сделали ли? И что именно? И кто?

Неизвестность мучительнее всего. Враг не только безжалостен и хитер он неуловим, как ветер, как облако.

Рошфор перебирает в памяти все лица сотрудников, рабочих. Кто из них предатель?

Да, впрочем, что толку? Если бы он и нашелся и его удалось обезвредить, удалить, разве они не сумеют подослать нового, тщательно замаскировав его? Их средства и силы неограниченны.

Бывает так.

Человек, обладающий большой физической силой, легко переносит огромные тяжести. Он нагружает себя все больше и больше и наконец, не рассчитав, берет последний небольшой груз, который, добавленный к прежде взятым, уже переходит меру его возможностей, пересекает роковую грань. И вот что-то обрывается в человеке — кончено. Он уже не тот…

Так думал Карл, глядя на безмолвного, ссутулившегося Рошфора.

А может быть, он оправится снова, как после предыдущей катастрофы?

Он не решался заговорить с Рошфором, а тот упорно молчал, внезапно обрюзгший, зажав левую руку в правой и подергивая плечами.

Затем так же безмолвно ушел в свою каюту и заперся в ней.

Карл долго ждал. Потом его охватила безотчетная тревога. Он постучался в каюту Рошфора. Тот приоткрыл дверь и не впуская его, тихо сказал:

— Ничего, Карл. Завтра поговорим.

Сотрудники и рабочие экспедиции Рошфора не спали всю ночь, потрясенные происшедшим. В то время как телеграф и радио разносили по всему миру весть об очередной катастрофе, на всех судах рошфоровской флотилии беспрерывно обсуждалась авария, шли споры о ее причине. Но дальше предположений, высказанных Рошфором самому себе, никто не мог пойти, все терялись в догадках. И все испытывали чувство гнетущего отчаяния. Не только потому, что гигантское сооружение лежало разбитым на дне океана, а, главным образом, потому, что Рошфора не было среди них. Они привыкли к его нерушимой вере в победу, он ободрял их в самые тяжелые минуты. Теперь он сидит, запершись в своей каюте. Что он делает? О чем думает? Им хотелось надеяться, что он все тот же, что он ищет и найдет выход, что он появится в дверях каюты и, как всегда, глуховатым, властным голосом скажет:

— Мое правило остается неизменным: не сдаваться и не отступать!

Но он не шел, и росла тревога.

Только перед самым рассветом все наконец уснули, измученные бесплодными разговорами о причине аварии, тяжелым, нарастающим беспокойством.

Карл, не раздеваясь, забылся в своей каюте смутным сном.

Была особо глухая предутренняя тишина. Рошфор, медленно, осторожно ступая, вышел на палубу. Чуть-чуть занимался свет на востоке, едва начинали меркнуть огромные, мерцающие, незнакомые созвездия южного неба, повторяясь в зеркальной, еще таинственно темной воде.

Рошфор постучал в каюту Карла, и Карл, вздрогнув, вскочил на ноги, бросился к двери, быстро открыл ее.

— Тише, — прошептал Рошфор, — успокойтесь. Я кое-что придумал, помогите мне.

Карл, недоумевая, но не решаясь спрашивать, наскоро оделся, и они вдвоем вышли на палубу. У Рошфора в руках был небольшой пакет, он засунул его в карман брюк.

На судне никто не проснулся. Они тихонько спустили двухвесельную шлюпку, вода слабо плеснула. Рошфор сел на руль.

— Гребите, — тихо сказал он.

— Куда? — удивленно спросил Карл.

— К поплавку.

Весла почти бесшумно погружались в воду. Направляемая умелым рулевым, лодка шла прямо, как по нитке.

— Зачем вам к поплавку? — спросил Карл.

— Увидите.

Восток медленно, нерешительно начал розоветь.

Шар возвышался над темной поверхностью спокойной воды гигантской массой. По мере приближения он вырисовывался отчетливее, становился огромнее. Наконец лодка вплотную подошла к нему — крошечная в сравнении с ним. Теперь сидящим в лодке была видна лишь небольшая часть боковой поверхности подавляющего их своей величиной сооружения. Выпуклость шара нависла над ними, и им показалось, что снова надвинулась ночь. Рошфор взобрался на шар по лесенке, устроенной для монтажников. Карлу за выпуклостью поплавка не видно было, что он там делает. Карл начал тревожиться.

Он подождал немного. Великая тишина океана окружала его, ему казалось, что он бесследно тонет в этой глухой тишине. Он не выдержал и крикнул преувеличенно громко:

— Профессор!

И так сильна и плотна была охватившая его тишина, что ему показалось: его голос упал в нее незаметной пылинкой. Но Рошфор тотчас же откликнулся откуда-то, невидимый, но голосом спокойным и как бы бодрым:

— Что, Карл?

— Что вы там делаете? — с невольной неожиданной хрипотой спросил Карл.

Рошфор чуть помедлил.

— Ничего особенного. Сейчас иду к вам.

И правда, тотчас же спустился.

— Теперь вы на руль, Карл.

Карл повиновался. Он ждал ответа на свой вопрос, но Рошфор молча работал веслами. В том, как он греб, чувствовался спортсмен. Он ритмично наклонялся, полной грудью вдыхал воздух, плавно откидывался всем туловищем. Он не торопился, но лодка неслась как бешеная. В несколько минут они подошли к теплоходу и поднялись по трапу на палубу.

Стало светло. Поплавок темной массой лежал вдали.

Вдруг из него поднялся ослепительный столб пламени и тяжелый грохот потряс мир. То место, где лежал поплавок, заволокло дымом. Оттуда побежали волны и с силой стали бить о борт теплохода.

Карл схватил Рошфора за руку:

— Что вы сделали?

Рошфор повернул к нему бесконечно утомленное лицо — неряшливая щетина, морщины у глаз.

— Зрение и слух не обманывают вас, Карл. Я взорвал его.