Иван Ефремов - Румбы фантастики. 1989 год

— Понимаю, — отозвался представитель власти, — понимаю. Вот я и пойду проверю сам. А то такое говорят… Мин под тропу не заложил?

— Куда там, нет, — заулыбался Туй Микита. — Где ж мне мины взять? Ступайте.

И прошло каких-то пять минут всего, как заурчал внезапно рядышком мотор, и на тропе возник автомобиль, сверкая новенькой отделкой. Представитель власти весело крутил баранку и, не глядя, въехал прямо на газон, намереваясь по диагонали пересечь участок.

— Что вы делаете! — ахнул Туй Микита.

— Открывай ворота! — закричал ездок. — Мне для работы позарез была нужна машина, чтоб преступников ловить! А ты смотри: участок — твой, да рукам волю не давай! Людей необходимо уважать.

С тех пор совсем извелся Туй Микита. «Может, дом продать? — соображал он грустною ночной порою, когда слышал, как топочут чьи-то ноги по участку, по тропе. — Продам, да и уеду. Не могу жить дальше так». И вот, пока он колебался, думал все, прикидывал, как лучше, выгоднее дом продать, в одну глухую ночь к нему пожаловала целая толпа — с какой-то вечеринки, вероятно, — ну и, как всегда, пропала на тропе. А вскоре выехал оттуда фантастический, роскошный с виду агрегат — тот самый, о котором все мечтают на полях, и пропахал участок до забора, да вдобавок снес, как будто невзначай задевши, целых полкрыльца. От сильного толчка дом покосился, где-то что-то там замкнуло в электрической сети, и начался пожар. Конечно, Туй Микита только и успел, что опрометью выскочить во двор, — в чем был, оставив в доме сбережения и кой-какие ценные вещицы. Дом горел исправно, как хорошая вязанка дров.

«Все, вот и прожил жизнь, и хватит, — с горечью подумал Туй Микита. — Кто теперь я? И зачем?» К пожару понемногу начали сбегаться люди. Вот тогда-то, уязвленный, и подумал Туй Микита про волшебную тропинку. Впрочем, это так, из скромности — тропинка, а на самом деле уж давным-давно она в широкую дорогу превратилась пешеездовую…

«Что же получается? — мелькнуло в голове Туй Микиты. — Дом сгорит, забор порушен — нет участка, ничего нет! И тропа — ничья, ходи — кто хочет… А я, стало быть, и пикнуть не посмею?..»

— Нет! — вдруг закричал он страшным голосом. — Нет, нет! Не подходите! Изверги! Мое! Хоть это — но мое!.. И навсегда! Прочь! Он схватил толстенное горящее полено и, размахивая им перед собой, шагнул навстречу сгрудившимся людям. Те попятились невольно.

— Я… вам покажу! — истошно крикнул Туй Микита. — Я… все! Ничего не будет! А затем он повернулся и, нелепо спотыкаясь о свои растоптанные клумбы, побежал к тропе. Одна-единственная мысль жила в нем: время подоспело, да, пусть врут все, но неповторимый раз — настал, и надобно идти. И наплевать, что будет после. Лишь ступивши на тропу, он на секунду задержался. Оглянулся. Дико хохотнул. И зашвырнул в кусты спиреи головню. И, озаряемый огнем пожара, устремился по тропе. Бежать пришлось недолго: как когда-то он и вычислял, тропа уткнулась в перекопанную им площадку. Справа был сарай, а слева — задняя стена от дома, на которую покуда не напал еще огонь. И — больше ничего. И — никаких чудес. Все буднично, знакомо и в привычности своей — убого.

— Все мое… — пробормотал бессмысленно и злобно Туй Микита. — Как же так?.. Он сел на землю и заплакал, слепо повернув лицо к пылающему дому. — Все — мое.

— Твое, — сказали из огня.

На перекрестье двух дорог, где возвышался старый бук, Пифуня Юк успел, не опоздав ни на минуту. Идучи сюда, он напряженно думал: «Надо поднажать. Я не могу заставить ждать ее на эдаком ветру. Ведь нынче я намерен объясниться. Вон, какой букет припас и новые надел штиблеты… Нет, скорей, скорей!». И вот он здесь. Промозглый ветер, ветви шелестят над головою, будто там, вверху, подвешены за ниточки почтовые конверты — десять тысяч, миллион, и они трутся друг о друга, сталкиваясь в глупом танце, и порою то один такой конверт, то сразу много пролетают мимо — это листья, высохшие листья, но Пифуня Юк воображал, что в них и вправду спрятаны какие-то послания, короткие записки — от нее, вне всякого сомнения, и текст везде один и тот же: «Я приду, сейчас приду». Он прижимал букет к груди и улыбался, наблюдая за круженьем листьев. Вечер, восемь вечера. Пустынный перекресток, и два тусклых фонаря, висящих в отдалении, едва рассеивают мрак. Ну, разве что Луна взошла — все как-то веселей. Однако — сколько можно ждать? Своим сиянием Луна вот-вот затопит мир — тогда сюда и вовсе не добраться, волны призрачного света будут бушевать до самого утра!.. Пифуня Юк внезапно испугался, сам не зная почему, что так оно в конце концов и будет, непременно. Батюшки, какая глупость! Просто он устал, разгорячился, а теперь продрог — вот и полезли в голову фантазии, одна нелепее другой. Нет, точно, он, похоже, простудился и теперь заболевает. До чего некстати!.. Что-то шевельнулось сбоку от него, и лунный свет как будто дрогнул, заклубился, и тогда из-за широкого корявого ствола шагнул нарядный и улыбчивый мужчина.

— О, кого я вижу! — произнес он с вежливым поклоном.

— Здравствуйте, — сказал Пифуня Юк.

— Вы тоже… ждете?

— Нет, — ответил незнакомец, — нет. Своей минуты я дождался. Вы меня не узнаете?

— Право, не припомню. — Тут Пифуня Юк впервые глянул на него в упор. Вы…

— Да, — кивнул мужчина. — Бес Луны.

— Ах, бес… — рассеянно сказал Пифуня Юк: увы, в тот миг все его мысли были заняты совсем другим. — Конечно, лунный бес.

— Да что вы понимаете! — вдруг начиная волноваться, закричал мужчина. Никакой не лунный. Бес Луны! И только так!

— А, собственно, какая разница?

— Огромная! Ну, как бы объяснить вам… Если лунный — значит, создан ею. А меня никто не создавал. Я сам живу там, на Луне. В Луне, точнее. И по небу, как в автомобиле, разъезжаю. Интересно?

— Интересно. А зачем?

— Ну, вы вопросы задаете! — поразился бес Луны. — Призвание такое. До поры до времени сижу — и жду.

— Чего? — спросил Пифуня Юк.

— А все того же — конца света. Наблюдаю. Как конец подходит, так я — раз! — и тут.

— И что потом?

— А ничего. Конец.

— Нет, вы-то делаете что?

— Я? Будь здоров, забот хватает. Видите, как пусто, ни души? Симптом!

— Чего? — опять спросил Пифуня Юк.

— Да что вы глупые вопросы задаете! Замечательный симптом: все жмутся по домам да по углам, сидят, боятся, никому не верят и на все плюют. Хорошая картинка, правда?

— Ну, не знаю, — произнес с сомнением Пифуня Юк. — А что, и… бес Земли есть?

— Нету! — радостно воскликнул бес Луны. — Я съел его. Со всеми потрохами. Ведь Вселенная — одна, Земля — одна, и жизнь — одна. Зачем же много бесов? Хватит одного. В других вселенных, сопредельных, — там свои порядки. Может, тамошние бесы только знай себе творят — и на здоровье, монастырь чужой. А я тут всех творящих — съел. Выходит, я нужнее, коли одолел их. А?