Вместо кожи — червивая шкура - Борис Геннадьевич Богданов

— Этот — хорош, — сказал Мустафа. — Смотрите — растёт ещё!

Жан нагнулся. Самая ближняя к земле сота дрогнула и поползла вверх. Её нижняя граница набухла, затем её разрезала янтарная трещина. Края её стали расходиться, загибаясь с обоих концов раз, потом другой. Ещё немного — и вот новая ячейка!

— Ладно, насмотритесь ещё, — сказал Мустафа. — Лизавета — жди тут, мы пошли. Жан, не забудь мешки.

Он прорезал мясистый желеобразный лепесток, закрывший соту, и прямо со спины слона шагнул в открывшуюся трубу.

Там оказалось не так уж и темно. Свет пробивался сквозь внешнюю поверхность, сочился с потолка и стен. От запаха закружилась голова, а рот наполнился слюной.

— Не стоим, дальше идём! — скомандовал Мустафа. Мякоть гриба гасила звуки, поэтому голос Мустафы показался Жану каким-то неживым.

— Маску надень, олух! — ругнулся Аркашка.

Жан опустил на лицо щиток из рыбьего пузыря. Вовремя. По бугристому, испещрённому порами, похожему на кишку потолку пробежал спазм; на маску брызнуло соком. Жан достал ветошь, вытер, чтобы не проело. За остальное облачение он не боялся. Его мастерили из кожи червя-грибоеда, крепкой и надёжной, но непрозрачной.

Мустафа шёл впереди. Со спины он, одетый в жёсткие куртку и шаровары, выглядел, как вставший на дыбы червь. Сзади тускло отсвечивал маской Аркашка, тоже одноглазый червяк с длинными лапами. Напугаться можно, если встретить в темноте. Страхолюдины, точно! И сам он не лучше.

Под ногами шуршало и чмокало. Пол пружинил, но иногда становился рыхлым, ноги проваливались, и тогда двигались медленно, с трудом.

Миновало с четверть часа, не меньше. Труба окончилась очень широкой, но низкой и неглубокой камерой, заросшей, как паутиной, множеством волокон и тяжей. Слева и справа бесконечными рядами темнели устья таких же труб, а на стене впереди теснились гроздья спор. Цель их похода, единственное, что в этой махине можно есть, не рискуя отравиться.

— Ксени, — спросил Жан, срубая шершавые, с человеческую голову, дыньки, — тоже собирают грибы?

— Да, — ответил Аркашка. — Не бойся. Ксени бояться — за грибами не ходить!

— Я не боюсь, — сказал Жан, — но вдруг? Я вот подумал: если встретим, что делать будем?

— Как обычно, — отрезал Мустафа. — Придут — драться будем, а думать так… Дурь, не забивай себе голову, не трать сил.

Жан хотел возразить, что мысли сил не убавляют, но тут пришла пора тащить мешки назад, и стало не до раздумий.

На воздухе Жан даже немного обиделся на Лизавету. Пока они волокли тяжеленные мешки, Лизавета мирно спала, привалившись к спине зверя. Вытянувшись вдоль основания гриба и погрузив в мякоть сразу дюжину хоботов, слон кормился, и грибной бок там немного пожух. «У-у-у… прожора», — позавидовал Жан ездовой пиявке. Пока Мустафа с Аркашкой перегружали споры, он просто дышал, и ему почти не было стыдно. Нет ничего лучше, ничего вкуснее свежего воздуха, но короб на спине слона заполнился едва на четверть, и надо было снова нырять в лаз. Мустафа молча кивнул, и всё повторилось. Назад он плёлся последним, волоча уже даже не мешок, а себя самого.

В третий заход Жан не смог тронуть ношу с места. Голова закружилась, он поскользнулся и упал лицом в волокнистый комок. В животе похолодело, а руки и ноги онемели, как будто их и не было. Мир тоже пропал, осталась только мешанина тяжей перед глазами. Каждый тяж был сплетён из нескольких ворсистых шнуров, те, в свою очередь, из тонких нитей, а они — из еле заметной паутины. Среди этой путаницы сновали мельчайшие твари, обременённые мельчайшими заботами. И знать не знали о двуногих громадинах, посетивших их мир.

Потом это насекомое мельтешение рывком ушло куда-то вниз и пропало, и перед глазами появилось серое, спрятанное под маской лицо Мустафы.

— С непривычки, — определил тот, — грибом надышался. Сиди пока, без тебя разок сходим.

Досадно! Он оказался слабым, и это видела Лизавета! Что она подумает? И что делать?

Слабость немного отступила. Жан встал и занялся делом. Когда вернулись Мустафа и Аркашка, их ждала порядочная куча спор.

— Вот, — подошедший Жан ссыпал в неё ещё несколько плодов, — не мог сидеть просто так.

— Ну, болезный! — засмеялся Аркашка. Он хлопнул Жана по плечу и начал не торопясь набивать мешок.

— Молодец, — сказал Мустафа. — Больше не надо, тут на две ходки хватит. Жди.

Было тихо, как зимней ночью в глубоком подвале, запертом на железный замок. Потом в дальнем конце камеры возник хруст: грумс-грумс — словно железная крыса грызла дужку замка стальными зубами. Червь-грибоед! Вот это добыча! С мачете наготове Жан встал рядом с источником звука. Плоть гриба задрожала и вспучилась, и из стены вырвалось стремительное тело. Жан не успел ударить и даже поднять оружие: червь проскочил узкую камеру и ввинтился в противоположную стену. В круглой дыре мелькнул заострённый хвост. Жан бросился вслед — настигнуть, а если выйдёт, то опередить! Если удачно попасть…

Впереди закричали!

Там был человек, и ему грозила опасность.

Червь-грибоед притормозил. Значит, не почудилось, и впереди в самом деле кто-то был. Длинным прыжком Жан настиг грибоеда и стал торопливо колоть его между сочленений.

Главное — не пропустить, когда рассерженный червь развернётся.

Червь ворочался в тесной норе, извергал потоки лимфы и струи помёта, а Жан бил и резал, бил и резал! Пора. Он успел отпрыгнуть: червь ударил сверху! Мелькнули страшные челюсти, безглазая морда пролетела совсем близко. Раз, два… Между вторым и третьим кольцами проходила главная жила, и именно туда Жан вонзил мачете. До конца, до упора!

Не дожидаясь, пока тварь издохнет, он протиснулся между рыхлой стенкой и дрожащим в агонии телом. На дне небольшой полости, рядом с тёмным проходом, сидело мохнатое существо и таращило на Жана мёртвые глазищи. Вонь мокрой шерсти разбавила грибной дух.

Ксени!

Жаль, грибоед убил чудовище вместо него. Зато он убил самого червя и возвратится домой сразу с двумя трофеями. Наверное, головы хватит? Не тащить же назад отвратительную шкуру…

Жан схватил ксени за морду и потянул, чтобы удобнее было отсечь башку, но она сама так легко отделилась от тела, что он чуть не упал. И вовсе это была не голова, а глухая шапка мехом наружу с окошками для глаз, закрытыми прозрачными колпачками. Почти как его маска, только из шкуры какого-то зверя.

— Ксени! — раздался испуганный голос.

Жан чуть не упал снова, теперь от удивления. Перед ним, кутаясь в меховой балахон и поджав к