Андрей Лазарчук - Параграф 78

   Я рассказываю, а потом заставляю забывать. Снова рассказываю. Я, как шахматист, отрабатывающий дебют, отрабатываю своё поражение.

   Что, никак не могу успокоиться?

   Не знаю.

   За условное начало я решил взять тот случай, после которого группу «Мангуст-4/4» расформировали, бойцов поувольняли как бы по сокращению, а я огрёб полный ящик помидоров.

   То есть на самом-то деле можно было взять некий момент раньше: когда в группу перевелась Лиса, например; или когда Скиф, ещё только-только лейтенант, вдруг почувствовал в промежности зуд, а в РК-54 – маршальский жезл. Я в тот раз просто начистил ему рыло – с глазу на глаз. Хорошо, что он не успел наворотить ничего непоправимого.

   А главное: никто, кроме меня, ничего в тот раз не понял. И не надо.

   А можно – взять немного позже. Когда мне поставили диагноз и сказали примерный срок. Когда с объекта «304» пришёл странный сигнал. Когда…

   Это пропустим.

   В общем, я подумал и решил взять за отправную точку тот дурацкий со всех точек зрения случай. Нипочему. Просто решил.

   Mea vole, mea culpa.

   Что в переводе означает: я начальник, я и отвечу за всё.

   Ещё: разумеется, я не мог знать всё онлайн. Я многое знал – больше, чем это положено командиру моего весьма среднего звена, – о многом догадывался и ещё больше – тупо вычислял. Так вот, то, что я буду рассказывать, состоит примерно на треть из того, что я прямо и непосредственно знал в момент событий, на треть – из того, что смог вычислить, вспомнить и сопоставить позже, но ещё будучи в… как бы правильно сказать?.. – в неизменённом состоянии. Наконец, последняя треть – это то, что я вычленил из того массива знаний, который стал доступен мне позже, в самом начале вечности. Может быть, я вычленил не всё, может быть, до чего-то просто не дотянулся… Но не думаю, что там, в далёких уголках памяти, за прикрытыми (хотя и не запертыми) дверями, в ненадписанных коробках и безымянных папках, хранится нечто такое, что сильно повлияло бы на смысл этой истории. И я бы охотно обошёлся вообще без этой последней трети, но – не получается, слишком много белых пятен и непонятных связок. То есть если рассказать только то, что было, почти всё останется не только непонятным, а – неправильным, кривым, нелогичным.

   Собственно, таким оно мне долго и казалось…

   Это я сейчас всеведущ. Тогда я таким не был.

   Сейчас я бессмертен, тогда я умирал. Я не показывал виду, но знал, что умираю.

   Наконец, тогда я ещё никого не простил.

   И последнее: я буду стараться делать вид, что не знаю настоящих имён ребят (потому что так положено по инструкции: только оперативные псевдонимы и личные номера), что я не имею права разглашать тайны, что я связан инструкциями и уставами. Метод Станиславского: сами придумайте себя и потом живите строго по придуманному, а иначе получится лажа.

   Впрочем, лажа получится в любом случае. Никогда ещё жизнь человека – любого – не заканчивалась как-то иначе. Человек проигрывает всегда.

   Закон сохранения смерти.

   Всё. «Время. Начинаю про Гудвина рассказ…»

   Гудвин – это я.

   Новые маскировочные комбинезоны оказались дерьмом – да, они неплохо сливались с грунтом, с трёх шагов не разобрать, что перед тобой: валун или человек, – но температуру не держали совершенно, к двум часа дня у меня уже почти полгруппы было санитарных потерь: тепловые удары. Весна весной, а климат климатом: ночи здесь сравнительно холодные, но днём докатывает до сорока в тени, а полежи-ка на солнцепёке?.. Соболь, оклемавшись, приполз обратно, а вот Спам, Гризли и Хряп так и провалялись в тенёчке до конца операции, и Хряпа медики сразу после этого дела списали, он и раньше сдавал, это был не первый такой случай у него.

   Мы со Скифом лежали в ежевике на краю обрыва и смотрели вниз. Нас интересовал вон тот особнячок с садом, потому что в нём, во-первых, был заводик по изготовлению «джана» – это такой опиат-полусинтетик, который курят, он тогда в моду вошёл и у публики, поскольку применение уж очень простое и беспроблемное, и у дилеров – на него в тот момент ещё не было индикатора, и собачки его не унюхивали, так что потери на трансферте оказывались минимальными. А во-вторых, сегодня в этом особнячке должны были собраться главы четырёх «трестов», так теперь банды называются, и о чём-то своём договориться, и нам нужно было троих ликвидировать до приезда четвёртого, которого по дороге специально задержат; это должно было перевести на него стрелки и в итоге вызвать войну между трестами. Задерживала его другая группа, резидентная, и справились они блестяще, всё так-в-тик, а вот мы облажались.

   (Впрочем, война всё равно началась – ну, по другому сценарию, делов-то. Но начальству разве до деталей есть дело? Приказ не выполнен? Выполнен, товарищ генерал, но криво. Понятно, понятно, вот тебе чупа-чупс за щеку, вот тебе вазелин, теперь повернись и снимай штаны…)

   Высоко над нами, не видимый совсем, ходил кругами дрон «Аргус». Изображение поступало на ТК. И ещё с трёх камер на земле поступало изображение, так что можно было синтезировать полноценное 3D. Что Скиф и делал в своё удовольствие.

   Хватит, сказал я, дай нормальный вид отсюда.

   Он проворчал что-то малопочтительное, но вид дал, даже стилизовав его под поле зрения старого оптического бинокля, пижон. Я стал рассматривать окна. На всех окнах были жалюзи, полностью закрывающие обзор, но кое-где из-за угла наклона пластин между ними всё-таки оставались оптические щели. Я отметил подходящие окна – два на втором этаже и три на первом – и стал в эти щели заглядывать. Дело муторное и не всегда удаётся.

   Со вторым этажом у меня не получилось, засветка на окна шла чрезмерная, а вот с первым – получилось на двух окнах. Они утопленные в стене были и прикрытые стальными решётками, то есть немножечко в тени, – а кроме того, там и щели оказались пошире. Так что, повозившись некоторое время с фильтрами, растрами и настройками, я стал видеть внутренность почти всего первого этажа, – правда, с разрешением достаточно хреновым, и картинка обновлялась секунд за десять – ну, как на старых видеофонах, если вы их ещё застали.

   В общем, только на первом этаже у них было восемь человек с оружием открытой носки, определённо, и ещё двое или трое вроде бы появлялись в поле зрения – но это без особой уверенности.

   Будет ещё трое гостей и с ними шестеро охранников. Это как минимум. Мы точно не знаем, о чём они договорились. Ну, и челядь: шоферы, повара-подавальщицы, горничные, уборщики, рабыни и танцовщицы… Кое-кто из них может оказаться со скрытым стволом.